Лили Сен-Жермен - Пугливая

У колодца новая крышка. Она заперта, и довольно крепкая на вид. Чтобы испытать ее на прочность, я дёргаю за блестящий навесной замок. Без серьезных болторезов ее не открыть, и от этого я испытываю некоторое облегчение. Я выкуриваю целую охапку сигарет и, глядя на последнее пристанище Карен, надеюсь, что ее призрак так и останется запертым в колодце и не сможет являться ко мне, как прежде, каждую ночь, едва я закрою глаза.

Опустошив пачку сигарет и не чувствуя пальцев ног от мороза, я возвращаюсь к себе в комнату.

Сначала мне кажется, что у меня галлюцинации. Что я оказался неправ. Что призрак Карен по-прежнему здесь, сидит на моей только что застеленной кровати и ждет, когда мы, наконец, продолжим то, на чем остановились в моих кошмарах.

Но сидящая на моей кровати девушка вовсе не призрак. Она настоящая. Живая. И из плоти, крови и блестящего клубничного блеска для губ.

— Дженнифер, — произношу я, прислонившись к дверному косяку в ожидании, когда же она заговорит и объяснит мне, что здесь делает.

— Лео, — отвечает она.

Какое-то время никто не произносит ни звука.

— Здесь холодно, — говорит Дженнифер. — Тебе лучше закрыть дверь.

Я захожу внутрь и прикрываю дверь. Я не думаю о Карен. Не думаю о Кэсси. Я могу думать лишь о том, что бы сейчас сделал с этой шестнадцатилетней девочкой, сидящей на краю моей кровати.

— Чего тебе нужно? — спрашиваю ее я.

Она улыбается. Пожимает узенькими плечами. Слегка раздвигает колени. Я замечаю все, каждое движение, каждое изменение в выражении ее лица. У меня восемь лет не было женщины. Я умираю от желания. Ей нужно уходить, и немедленно .

— А мне обязательно должно быть что-то нужно? — спрашивает она. — Разве девушка не может просто заглянуть?

Я тру рукой подбородок. Он колючий, с новой щетиной, мне нужно побриться.

— Твой отец знает, что ты здесь?

Засмеявшись, она соскальзывает с кровати и идёт ко мне. Звук ее смеха заполняет всё пространство, пока не создается впечатление, что моя комната вот-вот взорвётся. Дженнифер слишком яркая, слишком блестящая.

— Мой отец в командировке, — шепчет она.

Она так близко, что я могу протянуть руку и обхватить ее за горло.

Она проводит указательным пальцем по моей нижней губе, и от одного прикосновения ее плоти к моей, я чуть было не кончаю в джинсы. Плохой, плохой Лео. Мне двадцать пять лет. Этой девушке шестнадцать. Когда-то я за ней присматривал.

Она ко мне прикасается, поэтому полагаю, будет справедливо, если я тоже к ней прикоснусь. Я кладу руку на основание ее горла, чуть выше того места, где рубашка стягивает ее сиськи. Мой большой палец лежит над впадинкой ее шеи.

— Чего тебе нужно? — медленно повторяю я.

Она жестом просит меня приблизиться. Я наклоняюсь, чтобы она могла шептать мне в ухо. Щекоча меня своим дыханием, она говорит мне всё, что не может сказать, глядя в глаза.

Я каждый вечер захожу в закусочную к Дженнифер. Ей, кажется, нравится внимание, а мне не помешает отвлечься. Я делаю так, чтобы успеть как раз к концу ее смены, и она каждый вечер подвозит меня домой. В ту ночь, когда она пришла ко мне первый раз, всё завершилось многочасовым разговором. Ближе к концу, у меня уже болел рот, а все чувства находились в состоянии полной боевой готовности. Я был джентльменом. Я и пальцем её не тронул. Только не после того, что она мне рассказала. У нее проблемы. Очень серьезные проблемы. Думаю, от возможности признаться в этом человеку, который мог бы написать о проблемах целую книгу, ей стало легче.

Я имею в виду, что ничем не могу помочь этой девушке. Если только она, сперва не расскажет мне, кто втянул ее в эту историю.

— В этом-то и вся проблема с мужчинами, — произнесла она, когда я попросил ее назвать мне имя шантажирующего ее парня. — Они всегда тут же переходят к решению проблемы. Мужчины всегда хотят всё исправить.

— Ты не хочешь, чтобы за тебя всё исправили? — спросил ее я.

— Я могу исправить это сама, — ответила она. — Мне просто нужно, чтобы кто-то меня понял.

Я не понимаю. Я никогда не испытывал подобных проблем, как она. Но могу выслушать. Я слушаю ее каждый вечер, пока она везёт меня домой на своей новой блестящей машине, и от этого чувствую себя не таким неудачником. В смысле, она никого не убила. Но планирует это сделать. Вот почему мы нашли друг друга. Я — убийца, а она только собирается пролить кровь. Она — мое желанное отвлечение от грехов, а я — ее импровизированный алтарь, на который она может возложить свои. Потому что когда я с Дженнифер, я не думаю о Кэсси Карлино. Не думаю о Карен Брейнард. И, в особенности, не думаю о Терезе Кинг и о том, как она горела рядом со мной в той машине.

Вечер, когда Дженнифер Томас пропала, ничем не отличается от всех остальных. Я захожу в закусочную. Заказываю начос и колу. Я удивлен, что Дженнифер работает. Сегодня День благодарения, и в гриль-баре никого нет. Даже Аманды нигде не видно.

— Работаешь в День благодарения? — спрашиваю я Дженнифер, когда она ставит передо мной тарелку с едой.

Она пожимает плечами, и от этого движения ее мерцающий блеск для губ переливается на свету.

— Это всего лишь еще один день, разве нет?

Я киваю.

— К тому же, — добавляет она. — Это бесит моего отца. Я сама напросилась на эту смену.

В десять часов я помогаю ей выключить свет. Пока она запирает входные двери, я жду рядом, ощущая некоторое беспокойство от того, что кому-то пришло в голову оставить шестнадцатилетнюю болельщицу поздним вечером одну закрывать закусочную. Я отмечаю отсутствие камер видеонаблюдения, удаленное местоположение и тот факт, что все давно сидят по домам, в то время как Дженнифер глубокой ночью наедине с осужденным преступником.

Дженнифер предлагает подбросить меня домой, и я соглашаюсь. Вот только вместо того, чтобы отвезти меня прямо к моему участку, как она делала до этого шесть вечеров подряд, Дженнифер на своём «Рендж ровере» съезжает с дороги в непролазную чащу соснового леса. Дорога узкая и извилистая и, когда я спрашиваю ее, куда мы едем, она мне не отвечает.

Она останавливается на небольшой поляне и выключает фары. Двигатель по-прежнему работает. Снаружи падают хлопья снега и, приближаясь к земле, медленно разбухают. Маленькие ладони Дженнифер обхватывают руль. Ее глаза озаряет красная подсветка приборной панели, от чего весь ее вид становится почти демоническим.

— Что мы здесь делаем? — снова спрашиваю ее я.

— Мне не хочется домой, — уставившись куда-то вперед, говорит она.

— Вполне справедливо, — отвечаю я.

Я наблюдаю за тем, как она пытается подобрать нужные слова. Она ёрзает на своем кожаном сидении с подогревом, ее ногти блестящие и безупречные, плечи поникли под тяжестью чего-то незримого.