Лили Сен-Жермен - Пугливая

В поисках неизвестно чего, я провожу рукой по металлизированной краске.

Та же самая марка.

Та же самая модель.

Тот же самый цвет, что и у грузовика, который показывал мне на своем телефоне Крис.

Неуловимый темно-красный пикап.

Я вспоминаю, как тогда пригрозил мне Рэй: «Лежи смирно, или получишь то, что заслуживаешь, так же как получила твоя мать».

В тот момент я подумала, что это всего лишь пустая угроза, но, пожалуй, эта угроза была самой, что ни на есть серьезной.

Производя у себя в голове всевозможные подсчёты, я внимательно рассматриваю резкие изгибы пикапа Рэя.

Я провожу руками вдоль его краёв, и на углу чувствую еле заметные рельефные участки, как будто кто-то закрасил царапины.

Обычно закрашивают пятна ржавчины, но это не то. Это длинные полосы, похожие на выемки, но не вогнутые в металл, а наоборот выпуклые.

Я ковыряю ногтем темно-красное покрытие. Тот, кто латал эту машину, отлично подобрал краску. Если специально не приглядываться, вообще ничего не заметно. Я скребу по небольшим выпуклым неровностям, сдирая темно-красное покрытие. И из-под него проглядывается темно-синяя краска.

О, Боже. О, Боже, О, Боже .

Отшатнувшись назад, я гляжу на номерной знак. Зарегистрирован в Калифорнии.

Конечно, никому не найти эту машину в базе данных Невады.

Рэй позаботился о том, чтобы зарегистрировать ее за пределами штата и тем самым замести следы.

Но этот ублюдок не избавился от грузовика, не избавился от оружия, которым столкнул с моста «Мустанг» Лео.

Он сохранил его как свой трофей.

Потому что это был вовсе не несчастный случай, так ведь?

Дэймону нужна была я, и моя мать явно ему мешала. Ему мешал Лео. Поэтому он одним махом избавился от них обоих. Одно боковое столкновение на обледенелом мосту. Одна старая машина без подушек безопасности, без защитной дуги, вообще без какой бы то ни было подстраховки.

Рэй Линклейтер, вот кто убил мою мать.

Рэй и Дэймон.

Братья без кровного родства.

Сообщники.

Убийцы.

До меня доносится звук подъезжающей к дому машины Аманды и, пытаясь сдержать подступившие слезы, я поспешно прикрываю машину брезентом. Я закрываю за собой гараж и, услышав, как стучит Аманда, направляюсь к входной двери.

Открыв ее, я вижу Аманду, она стоит и улыбается мне чертовски доброй улыбкой. Она, должно быть, видит потерянное выражение моего лица; я совершенно разбита и из последних сил пытаюсь распутать десятилетие секретов и лжи, пытаюсь не упасть на пол.

— Похоже, тебе нужны обнимашки, — говорит она.

Закрыв за собой входную дверь, Аманда притягивает меня к себе и крепко обнимает. От нее пахнет вишневым пирогом, который раньше пекла моя мама, и меня словно прорывает. Я зарываюсь лицом ей в шею и плачу.

— Эй, ну брось, — поглаживая меня по волосам, приговаривает она. — Всё наладится. Всё будет в порядке.

НИЧЕГО НЕ В ПОРЯДКЕ, Аманда. Ничего ни хрена не в порядке.

Горе быстротечно.

Приходит и уходит отрицание, оставляя у тебя внутри ноющую бездну печали, которую ты вынуждена носить в себе, мило кивая, улыбаясь и изо всех сил делая вид, что ты вовсе не выпотрошена изнутри. Горе бесполезно. Это как тонуть в море собственного отчаяния, потому что ты не ухватилась за протянутую тебе веревку. И вот тебя уже затягивает в этот омут, бушующая вода затекает тебе в нос, в рот, в глаза и уши, пока ты не умрешь изнутри, пока не станешь выпотрошенным, ходячим трупом. Горе делает тебя слабой.

Но ярость… ярость полезна. Это крошечное семя, что пускает в тебе ростки и разрастается, словно усики виноградной лозы. Она оплетает твои вены, впиваясь в них своими колючками, и напоминает тебе о том, что ты еще жива. Она кипит у тебя в крови, в крови, что проходит сквозь твое сердце, и со временем зияющая у тебя внутри пустота заполняется чем-то другим. Яростью.… И целью.

Я могу сказать «спасибо» Дэймону за свою ярость. За переданное им мне зерно ненависти, метафорический взаимообмен, за песчинку, из которой рождается жемчужина. Она покоится у меня внутри, словно пуля, спокойная и хорошо спрятанная, и в ней я черпаю силу, которая приходит лишь тогда, когда пережил нечто совершенно катастрофическое.

Авария произошла не по вине Лео. Авария вовсе не была случайностью.

В ярости я нахожу утешение. В ярости я преодолеваю свое отчаяние.

На следующее утро я, как всегда, варю кофе. Одну чашку для себя и одну для него — кофе свежий, черный и горький, именно такой, как мы любим.

Дэймон чистит свой пистолет, а я между тем сажусь напротив него за стол и придвигаю к нему чашку. Он поднимает на меня глаза, на короткий миг наши взгляды встречаются, и он снова принимается отчищать от воображаемой пыли детали своего пистолета. Этот парень просто помешан на хирургической чистоте. И хотя мне нравится жить в опрятном доме, я не понимаю, откуда такая одержимость идеальным порядком.

Я терпеливо жду, глядя, как в промежутках между глотками кофе он возится с деталями своего пистолета.

— Что? — спрашивает, наконец, Дэймон.

Итак, он заметил мой внезапный интерес. Прекрасно. Мне хотелось бы задать ему пару вопросов.

— Твоя мама часто убиралась? — спрашиваю его я. — Я имею в виду, твоя настоящая мама.

Он замирает, у него едва уловимо дергается правый глаз. Если не приглядываться, то и не заметишь, но я за ним слежу. Внимательно.

— Не помню, — говорит он. — А что?

— Моя мать любила говорить мне, что я прозрачная, — отвечаю я и улыбаюсь, вспоминая счастливые деньки. — Помнишь? Таким способом она узнавала, о чем я думаю. Она всегда догадывалась, лгу я ей или нет.

Он хмурится.

— Я не хочу говорить о твоей матери.

— Думаю, ты прозрачный, Дэймон, — продолжаю я. — Я вижу тебя насквозь. Мне известно, что ты задумал.

Тогда он улыбается. Этой ухмылкой, от которой приподнимается уголок его красивого, чувственного рта.

— О, в самом деле? — говорит он. — Просвети же меня.

Какое-то время я жду, глядя на то, как он возится с маленькой щеточкой и чистым маслом.

— Мне кажется, ты пытаешься повесить на Лео исчезновение Дженнифер.

Его лицо принимает отсутствующее выражение.

— Ты обещал мне, что, если я буду держаться от него подальше, ты оставишь его в покое. И, тем не менее, в деле об ее исчезновении он ваш единственный подозреваемый.

Дэймон стискивает челюсти; он с такой силой сжимает в руке маленькую щеточку, что вот-вот сломает ее напополам.

— А ты держишься от него подальше? — спрашивает он.

Когда я вру, то всегда смотрю в пол. Мама постоянно говорила, что ложь приведет меня прямиком в ад. Наверное, поэтому, когда я вру, у меня сами собой опускаются глаза.