Кортни Коул - Ноктэ

Четыре дня траура.

Четыре дня это висело надо мной, пока однажды утром я не дошла до предела.

— Я должна сделать это сегодня, — решаю я за завтраком. Деэр тут же поднимается.

— Хорошо.

По дороге на кладбище я еду на заднем сиденье его байка, прижавшись лицом к его сильной спине. Я закрываю глаза и вдыхаю свежий воздух, впитывая солнечный свет, ощущая тепло.

Тепло = Жизнь.

Мы останавливаемся возле ворот, и Деэр заглушает мотор в знак уважения к священному месту захоронения.

— Так странно, — говорю я ему, пока мы бредём по ухоженной территории, обходя надгробные камни. — Я помнила мамины похороны, но совсем ничего о похоронах Финна. Они проходили одновременно, но мой разум заблокировал всё, что связано с Финном. Но теперь я вспомнила. Ты был там. Я видела. Ты стоял позади всех.

В тот момент я даже не помнила его. Боже.

Деэр сжимает мою руку, и мы направляемся прямо в конец кладбища, прямиком к белым мраморным надгробиям, расчерчивающим границы земли.

Сначала я смотрю на мамин камень, поскольку хоть это и мучительно, но всё же проще.

Лаура Прайс. Опускаясь на колени, я прослеживаю пальцем контуры её имени.

— Прости, мам, — шепчу я. — Мне очень жаль, что я позвонила. Мне так жаль, что ты ответила. Пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Я оставляю на пальцах поцелуй и прижимаю их к камню, а потом делаю самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать.

Я поворачиваюсь и прощаюсь с братом.

Моим Финном.

Мемориальный камень Финна белый и светится в лучах послеполуденного солнца. Надпись на нём вызывает у меня слёзы, потому что я сразу же узнаю её… она очень похожа на ту, что вырезал Марк Твен на надгробии своей дочери.

Слова на камне Финна размываются, когда на глаза снова наворачиваются слёзы, а может, они и не переставали идти.

Спокойной ночи, милый Финн. Спокойной ночи, спокойной ночи.

Я плачу по тысяче причин, и одна из них — мой папа. Должно быть, он всё же обращал на меня внимание все эти годы, потому что однажды я поделилась с ним, какой душераздирающей и прекрасной мне кажется эта эпитафия. И когда пришло время выбирать надгробный камень для Финна, я не была в состоянии помочь.

Но папа помнил, и это прекрасно.

Это именно то, что выбрала бы для брата я.

Я опускаюсь на землю, не заботясь о том, что она грязная и мокрая, и провожу пальцами по строчкам.

Спокойной ночи, милый Финн.

Он был милым. И хорошим, и добрым, и смешным. Он был блестящим, остроумным и проницательным. Он был моим братом, лучшим другом, половинкой моей души. Он был всем этим и даже больше. Он был больше, чем другие когда-либо знали или когда-нибудь узнали бы. Потому что лишь мне одной посчастливилось по-настоящему узнать его.

— Я скучаю по тебе, — шепчу я. — Боже, я так по тебе скучаю.

Я припадаю к прохладному мрамору и говорю с братом. Я разговариваю с ним так, будто он сидит прямо здесь рядом со мной. Я рассказываю ему об отце, Деэре и своём душевном расстройстве.

— Как видишь, я тоже сумасшедшая, — говорю ему. — А я всегда считала, что должна беспокоиться о тебе .

Чувствую, как Деэр вздыхает позади меня, потому что знаю: он хочет мне сказать, что я не сумасшедшая, но не прерывает. Деэр просто стоит в стороне и даёт мне сделать то, что необходимо.

— Думаю, мне придётся уехать, — сообщаю Финну. — Мне не хочется оставлять тебя, но на самом деле тебя здесь нет, и я не могу остаться. Не сейчас. Это слишком тяжело. Понимаешь?

Его холодный мраморный камень остаётся безмолвным, и я прижимаюсь к нему щекой, отчаянно желая, чтобы Финн оказался здесь.

Но его нет.

Я вытираю слёзы, как вдруг вижу это.

Я вздрагиваю, напрягаюсь и наблюдаю.

Неподалёку парит стрекоза.

Большая и блестящая, зеленовато-голубые крылья которой переливаются в лучах заходящего солнца. Она бесстрашно наблюдает за мной, повиснув в воздухе, её великолепные крылья часто трепещут. Кажется, она здесь ради меня, поскольку она не делает попыток улететь. Просто ждёт, наблюдая за мной.

Моё сердце грохочет, и я потрясённо застываю.

— Финн, — выдыхаю.

Я не настолько безумна, чтобы поверить, будто это насекомое — Финн. Однако я достаточно чокнутая, чтобы думать, будто Финн где-то здесь, и что он послал стрекозу как знак.

С ним всё хорошо.

Меня вдруг окутывает странным покоем, чем-то эфемерным и потусторонним, и, по ощущениям, всё же реальным.

Финн приносит мне утешение, как и всегда.

— Я люблю тебя, — шепчу. — Я всегда буду любить тебя.

Солнечный свет падает на стрекозу, и становится похоже, будто она мне подмигивает. Я улыбаюсь сквозь слёзы, и стрекоза улетает. Я наблюдаю, как она летит, и покой, который окутал меня, распространяется внутрь — к сердцу.

Мне всё ещё больно, но впервые за неделю я ощущаю умиротворение, спокойствие, надежду.

Воздух вокруг меня кажется каким-то благоговейным и даже священным, и я не решаюсь пошевелиться, подняться, сделать шаг. Но я должна, потому что знаю: это самое важное. В этом и смысл, именно ради этого Финн был здесь.

Чтобы заставить меня двигаться вперёд.

Чтобы показать мне, что с ним всё хорошо, что со мной всё хорошо, и дальше мне нужно идти без него.

Это страшно, ведь я никогда раньше не жила без него. Но в то же время я знаю, что не одинока.

Я поднимаю взгляд на Деэра.

— Это было по-настоящему, правда?

Он смотрит на меня в замешательстве.

— Стрекоза. Ты её видел?

Он кивает.

— Да, а что?

— Всё дело в… истории. — И я рассказываю ему историю, которую, как мне казалось, мне рассказал Финн, ту самую, что на самом деле я прочла в его дневнике. О стрекозе. И рае. И мире.

Когда я заканчиваю, глаза Деэра расширяются.

— Думаешь, это был Финн? — серьёзно спрашиваю я.

Деэр качает головой.

— Не знаю. Но это был знак. От Бога ли, от Финна, или твоей мамы. Но это был знак. Я верю в это, Калла.

Я не сумасшедшая.

Я улыбаюсь и закрываю глаза, впитывая тепло.

Именно здесь, на солнце я против воли впервые после смерти Финна чувствую себя спокойно. Это удивительное чувство, и я боюсь пошевелиться, опасаясь, что оно исчезнет.

Но когда вновь открываю глаза, оно всё ещё здесь.

Я всё ещё тёплая.

Я всё ещё живая.

И со мной Деэр. Он улыбается и протягивает руку, чтобы помочь мне встать. Я поднимаюсь на ноги, а потом снова смотрю на имя брата.

Спокойной ночи, милый Финн.

— Я люблю тебя, Финн, — говорю ему, наклоняясь и целуя вершину камня. — До свидания.

Мы проходим через кладбищенские арки, но прежде чем снова забраться на мотоцикл, я останавливаюсь, глядя на самое красивое лицо в мире.

— Это был ты, — тихо говорю ему. — Ты вернул меня. Ты дал мне реальность. Ты привязал меня, вдохновил, любил. Я думала, ты сломаешь меня, но это только потому, что я не понимала. Всё это время ты пытался мне помочь.