Сол Лелчек - Спастись от опасных мужчин [litres с оптимизированной обложкой]

Я услышала, как Итан шепнул мне в ухо:

– Все будет хорошо, Никки. Просто сделай то, что он говорит. Я знаю, тебе страшно.

– Убери нож, – сказала я. – Пожалуйста. А потом мы сможем решить эту проблему.

Я услышала, как голос Лоренса сорвался на сердитый, полный паники крик:

– Женщина, ты что, чокнулась? Заткнись и отдай ему свою сумку. Ты что, хочешь, чтобы нас всех убили?

Клинок ножа находился прямо перед моим лицом, аккурат между моих глаз, так близко, что его очертания немного расплывались. Смотреть на него было сродни тому, как смотреть на кончик собственного носа.

– Даю тебе последний шанс, сука. Не отдашь мне сумку, я начну отрезать от тебя кусок за куском.

Я пожала плечами:

– Хорошо, будь по-твоему. – Я подняла свою сумку. – Думаю, ты будешь рад: у меня там наличные. Много. – Я сунула в сумку руку. – Вот. Сейчас я их тебе отдам.

Я сжала пачку купюр – это были стодолларовые купюры.

Потом убрала руку, давая ему возможность увидеть их.

– Ух ты! – воскликнул он. – Именно это я и хочу, отдай их мне!

Я дождалась, пока он протянет руку за пачкой денег, и разжала пальцы.

Купюры полетели на землю, медленно, как сухие осенние листья.

– Надо же…

Он выругался, встал на колени и начал одной рукой собирать с земли деньги, продолжая в другой держать нож. Его блестящее острие по-прежнему было нацелено на меня.

Я огляделась по сторонам – все глаза были прикованы к деньгам на земле – так действует на людей вид стодолларовых купюр. Можно иметь на счету в банке десять миллионов баксов, и все равно твой взгляд невольно устремится на стодолларовую бумажку, которая медленно падает на землю.

Я отступила на шаг назад, опять сунула руку в сумку, нащупав то, что было мне нужно. Когда достала руку из сумки во второй раз, то сжимала в ней покрытую резиной рукоятку.

Владение этим предметом было противозаконным во многих штатах, включая Калифорнию, однако он был чертовски полезной штукой в таких ситуациях, как эта. Я нажала на кнопку с фиксацией, и мощный тридцатифунтовый пружинный механизм выбросил из рукоятки двадцатидюймовый стальной стержень. Как в автоматическом выкидном ноже. И это произошло быстрее, чем мог проследить глаз. Конец стержня был специально утяжелен, так что фактически я держала в руке стальную бейсбольную биту.

Он все еще стоял на коленях на земле, подбирая последние стодолларовые купюры. Начал было поворачивать голову, чтобы посмотреть вверх, туда, откуда донесся незнакомый звук. Это движение было инстинктивным, но недостаточно быстрым.

Я сделала вдох, потом выдох и, размахнувшись, ударила с такой силой, с которой только могла, – выверенное, контролируемое движение.

Дубинка попала ему в предплечье чуть выше запястья. Там, где запястье соединяется с лучевой костью и где имеется масса мелких тонких косточек, нервов и сухожилий.

Я услышала, как один за другим мгновенно последовало несколько звуков – хруст сломанных костей.

Металлический стук ножа, упавшего на тротуар и поцарапавшего асфальт. И сразу же тонкий, как у ребенка, вопль боли.

А затем звуки, издаваемые всеми остальными вокруг, звуки, в которых слышалось потрясение.

Я посмотрела вниз. Главарь грабителей лежал на тротуаре, свернувшись в клубок. Бейсболка свалилась с его головы, и он прижимал к себе свою руку. Теперь я, в общем-то, поняла, почему эти выкидные складные дубинки были запрещены законом. Они производили крайне разрушительное воздействие на ту часть человеческого тела, куда приходились их удары. Кисть его руки бессильно висела, окровавленная, ни на что не годная. Пройдет немало времени, прежде чем кто-нибудь сможет взять у него автограф.

Следующую секунду или две среди его дружков возникла растерянность – ситуация могла повернуться по-всякому.

Я сделала глубокий вдох и выдох.

Вытянула дубинку в сторону остальных двух мужчин.

Они смотрели на меня испуганные, утратившие уверенность, еще не вполне понимая, что произошло. Но уже начиная понимать, почему их приятель теперь, скорчившись, лежит на земле.

Я увидела, как рука одного из них медленно двинулась к карману.

– У всех есть выбор, – сказала я. – Он свой уже сделал, теперь очередь за вами.

Я держала дубинку между ними. Но так, что они не смогли бы ее перехватить, так, чтобы видели: пусть только попробуют. Я была совершенно уверена, что успею расколоть кому-нибудь из них голову раньше, чем ее обладатель успеет поднять руку. А если понадобится, то и две головы. Я была готова сделать на это ставку. Выбор. Он есть у всех.

Они переглянулись. Посмотрели вниз, где лежал их дружок. Вокруг него все еще были раскиданы стодолларовые купюры, а он все еще сжимал свою руку, стеная еще громче, поскольку первоначальный шок уже прошел и боль достигла максимальной силы.

Они развернулись и бросились наутек.

Я снова опустила взгляд вниз. Он уже не представлял собой ни малейшей угрозы. Я увидела его нож, блестящий на фоне асфальта. Остроконечное оружие, лезвие острое, как бритва, зазубрины, чтобы рассекать и плоть, и кости. Я смотрела на его нож. Но видела совсем другое.

Она делает шаг внутрь. Видит темное пятно, теперь оно стало больше. Липкое на вид. Яркий послеполуденный солнечный свет, льющийся из окна. Кастрюля, кипящая на плите. Странный запах. Она еще никогда не чуяла этого запаха. Это неприятный запах. Кислый запах железа. Не из тех, которые присущи кухне. Пятно все разрастается. Она щурится от света. Смотрит на пол.

Я сделала вдох, глядя на нож и думая об Итане, которого ткнули в грудь, оттолкнув назад, думая о Луисе, приходившем сегодня днем. Вспоминая о множестве разных вещей. Видя нож.

Нож.

Нож .

– Сказала же, что не люблю ножей! – воскликнула я и взмахнула дубинкой второй раз.

Удар наотмашь слева попал прямо в верхнюю губу.

Раздался хруст, и внезапно на спортивную фуфайку высыпалась половина его верхних зубов. Я предположила, что вторая половина залетела в глотку.

Он прижал руки к лицу, издавая тихий стон. Сквозь его пальцы текла кровь. Он лежал и стонал. Рядом с ним валялась его бейсболка, над козырьком которой все так же виднелась белая буква «А». Я чувствовала, как Итан схватил меня:

– Никки, довольно! Хватит!

Лоренс обнимал Кэтлин. Оба стояли, уставившись на меня. У них были странные взгляды. И у него, и у нее.

Как будто я была животным.

Я опустила дубинку. Достала из несессера дезинфицирующую салфетку и вытерла кровь с конца орудия. Встала на колени и подняла с тротуара все отобранное у нас, не обращая никакого внимания на типа на земле. Теперь он сидел, прислонясь к гидранту, держась обеими руками за голову и что-то бормоча.

Я отдала Кэтлин ее сумочку, которую она взяла, не вымолвив ни слова.