Сол Лелчек - Спастись от опасных мужчин [litres с оптимизированной обложкой]

Я уселась за столик в устричном баре «Хог айленд ойстер» и, как оговаривалось в полученных мною от Оливера инструкциях, стала ждать. Ждать здесь было одно удовольствие. Я заказала дюжину устриц и пинту разливного пива и начала наблюдать за работниками, очищающими моллюсков. Их было двое: один очищал по две раковины в минуту, второй работал быстрее. Его техника очистки была лучше, ловчее, он не делал ни одного лишнего движения. Кажется, три в минуту. Он работал устричным ножом, кладя нижние раковины с мясом и соком обратно на поддон со льдом, а пустые верхние бросая в мусорное ведро, стоящее под стойкой бара.

Миновал час. За это время было очищено, продано и подано посетителям бара около трехсот устриц. Похоже, дела у компании «Хог айленд» шли хорошо.

Подошла официантка и протянула какую-то бумагу.

– Ваш друг сказал, что вы забыли вот это.

Расписание движения паромов. Убористо напечатанные названия пунктов назначения и сроков прибытия и отбытия паромов. Одна из строк была обведена шариковой ручкой с синей пастой. В 14.05 отплытие в Саусалито на противоположном берегу Залива. Надо было спешить.

Я поднялась на борт парома последней, торопливо пройдя по сходням, когда уже заработали его двигатели. Паром состоял из трех уровней. Нижний уровень, на котором оказалась я, располагался внутри, и в одном из его концов находился небольшой бар, в котором было людно. Похоже, морские путешествия вызывают у пассажиров желание выпить. Конечно, плыть по Заливу – совсем не то, что пересекать на теплоходе Тихий океан, но вода и здесь была соленая, и паром тоже плыл, так что в главном они все-таки были похожи. Я купила кофе и поднялась с ним на средний уровень, чувствуя, как под палубой гудят двигатели, и глядя, как паром отходит от причала. Люди сидели на скамьях или ходили по палубе. Туристов легко было отличить от местных – они фотографировали. День был солнечный, но ветреный, и вода была испещрена белыми барашками. За кормой пенилась кильватерная струя. Я поднялась на верхний уровень, где было куда ветренее. Людей здесь было меньше, и большая часть скамеек была пуста.

Я нашла Оливера у ограждения палубы: он прислонился к нему и смотрел, как отдаляется Сан-Франциско. Я помнила его худое лицо, на котором были написаны ум и осторожность. На нем были алая ветровка с логотипом Стэнфордского университета – изображением секвойи, и, как и в прошлый раз, носки и сандалеты. Из кармана торчала смарт-карта «Клиппер», одна из многоцелевых проездных карт, действующих на побережье Залива для проезда в автобусах, поездах и паромах.

– Привет, Оливер, – поздоровалась я. – Вы выбрали приятный денек для морской прогулки.

– За вами никто не следил? – спросил он.

– Нет.

– Вы в этом уверены?

– Более-менее.

Он плотно сжал губы и огляделся вокруг.

– Это вряд ли может успокоить.

– Как вы выбрали имя Оливер? – спросила я. – Именно это из всех имен. Вы тоже поклонник Диккенса?

– Что?

– Ну знаете, «Оливер Твист».

Я облокотилась на ограждение палубы и начала смотреть на воду.

– Раньше я думала, что это просто очень удачно придуманное имя, Оливер Твист. А потом поняла, что на самом деле это произнесенный с выговором кокни [54] Самый известный тип лондонского просторечия, прочно ассоциирующийся с социальными низами британской столицы (речь идет о XIX в.). вопрос: «Olive ‘er twist», то есть «Olive or twist?» [55] «С оливкой или с цедрой?» – вопрос, задаваемый барменом, когда ему заказывают коктейль мартини ( англ. ). . Одно из наиболее известных имен в литературе, возможно, представляет собой вопрос, задаваемый барменом, когда ему заказывают мартини. Мне всегда было интересно, так это или нет. Существовал ли тогда коктейль мартини, и если да, то как Диккенс его пил?

Он покачал головой и очистил апельсин, который достал из кармана.

– Я не читаю Диккенса и не пью, так что не понимаю, при чем тут я.

– Осторожнее, – предупредила я, – вы начинаете говорить так, словно получаете от этого большое удовольствие.

Он раздраженно бросил кусок апельсиновой корки за борт. Я смотрела на эту корку, пока она исчезла в воде.

– Избавьте меня от ваших шуток, ладно? Женщина, с которой я работаю – с которой я работал, – погибла. Погибла . За то, что она делала примерно то же самое, что делаю сейчас я – говорю с людьми, с которыми я не должен говорить, о таких вещах, о которых я не должен говорить. Так что, если вам хочется откалывать шутки, найдите себе для этого кого-нибудь другого. Меня вообще не должно здесь быть. Мне следовало бы находиться как можно дальше от того места, где находитесь вы, так далеко, как это только возможно.

В чем-то он был прав.

– Простите, вы правы, я больше не буду шутить.

Я отпила кофе. Горячий напиток приятно согрел меня на холодном ветру.

– Тогда скажите, о чем мы не должны говорить.

– Ни о чем.

– Это сильно ограничивает возможности беседы.

– Мне не следует здесь быть, – сказал он. – Ведь ее убили они.

– Кто именно ее убил?

Его лицо исказилось страхом.

– Откуда мне знать? Ходили слухи, что компания проводит расследования в отношении своих сотрудников, а потом оказалось, что она погибла. Они отправили нам электронное письмо – вот и все, к чему в конце концов свелось ее значение для них. «Мы глубоко сожалеем, что одна из наших всеми любимых коллег скончалась…» – Он потер глаза основаниями ладоней. – Поверить не могу, что я вообще явился сюда.

– Тогда почему вы здесь?

– Если можно понять, где добро, а где зло, я желаю быть на стороне добра.

– Тогда расскажите об IN RETENTIS.

Я произнесла эти слова неожиданно для него. На долю секунды его глаза широко раскрылись, и он отвел взгляд от моего лица. Затем он вновь обрел спокойствие.

– О чем?

– Вы сами знаете, – сказала я, – или не знаете. Мне надоело строить догадки. Если вы что-то знаете, скажите мне. А если вам ничего не известно, то я вообще не понимаю, зачем мы с вами сейчас разговариваем, потому что в этом случае я знаю больше вашего, и, значит, мне вообще не нужно, чтобы вы мне что-то говорили.

Он посмотрел на меня настороженным взглядом:

– Вы первая. Что вам известно?

Я достала из внутреннего кармана куртки фотографию и положила ее на ограждение палубы. Мне приходилось с усилием придерживать ее пальцем, чтобы ветер не унес ее в море вслед за апельсиновой кожурой. Женщина с Ближнего Востока с волевым подбородком в больших солнечных очках, потом поверх этой фотографией я положила еще одну: молодой темнокожий мужчина, снятый, когда он выходил из кафе с кофе в руке, одетый в джинсы и игровую футболку. Потом выложила третью фотографию, затем четвертую, пятую.

– Вот что мне известно.