Карен Макманус - Двое могут хранить секрет [litres]

На протяжении всей моей тирады она молчит, но потом я слышу в трубке сдавленное рыдание.

– Я… не могу , – говорит Сейди резким голосом. – Я не могу о ней говорить. Это меня убивает.

Я иду мимо зоны игр и вынуждена зажать свободное ухо из-за шума в парке. Эзра держится на небольшом расстоянии позади меня.

– Тебя убивает то, что ты о ней не говоришь, – возражаю я. Она не отвечает, и я зажмуриваюсь. Сейчас я не могу смотреть на брата. – Сейди, я все понимаю , ясно? Я прекрасно знаю, что ты должна чувствовать. Мы оба с Эзрой это знаем. Случившееся с Сарой ужасно. Отвратительно и несправедливо, и мне очень, очень жаль. Тебя, и бабулю, и ее. – Рыдания матери на другом конце ножом вонзаются в мое сердце. – И я прошу прощения, что кричала на тебя. Я не хотела. Просто… мне кажется, что мы так и будем топтаться на месте, если не сможем об этом поговорить.

Дожидаясь ответа, я открываю глаза. Теперь почти уже совсем стемнело, и на фоне темно-синего неба сияют фонари парка. Окрестности оглашаются визгом и криками – маленькие дети гоняются друг за другом. Весь успех «Фермы страха» основан на том, как сильно люди любят, чтобы их пугали, но контролируемо. Есть что-то приносящее глубокое удовлетворение в том, чтобы встретиться лицом к лицу с чудовищем и остаться невредимым.

Настоящие чудовища совсем не такие. Они тебя не отпускают.

– Ты знаешь, что я делала в ту ночь, когда исчезла Сара? – тем же хриплым голосом спрашивает Сейди.

Я едва шепчу в ответ.

– Нет.

– Отдавала свою девственность парню, который был моей парой на осеннем балу. – Истерический полусмешок, полувсхлип. – Предполагалось, что я буду с Сарой. Но я ее бросила. Ради этого .

– О, Сейди. – Я даже не замечаю, что опустилась на землю, пока моя свободная рука не касается травы. – Ты не виновата.

– Конечно, виновата! Если бы я была с ней, она сейчас была бы с нами!

– Ты не можешь знать наверняка. Ты не можешь… Ты просто жила своей жизнью. Была нормальной . Ты не сделала ничего плохого. Ты ни в чем этом не виновата.

– Ты бы так себя чувствовала? Если бы что-нибудь случилось с Эзрой, когда ты должна была быть с ним? – Я не отвечаю сразу, и она начинает рыдать. – Я не могу смотреть в лицо своей матери. Я не могла смотреть в лицо отцу. Я не разговаривала с ним почти год, потом он умер, и на похоронах я накачивалась алкоголем. Вы с братом – мой единственный хороший поступок после исчезновения Сары. А теперь я и это испортила.

– Ничего ты не испортила. – Я говорю это автоматически, чтобы успокоить ее, но едва произношу эти слова, как понимаю, что говорю искренне. Может, у нас с Эзрой было не самое спокойное детство, но мы никогда не сомневались в том, что мама любит нас. Она никогда не ставила работу или бойфренда выше нас, и только когда ее поработили таблетки, бессистемно выполняемые родительские обязанности превратились в откровенное пренебрежение. Сейди допускала ошибки, но нам никогда не приходилось чувствовать себя ненужными. – Ты хорошая, и мы тебя любим, и пожалуйста, не вини себя за такое ужасное происшествие, которое ты никак не могла предвидеть.

Я еще что-то лепечу, слова путаются, и Сейди смеется сквозь слезы.

– Кто бы послушал нас со стороны. Ты хотела поговорить, да? Будь осторожна со своими желаниями.

Я столько хочу сказать, но выдавливаю лишь:

– Я рада, что мы поговорили.

– Я тоже. – Сейди глубоко, судорожно вздыхает. – Я должна еще кое-что тебе сказать. Не о Саре, а о… О, черт. Я должна идти, Эллери, прости. Пожалуйста, будь осторожна, а я позвоню снова, как только смогу.

Затем она сбрасывает. Я убираю телефон от уха и поворачиваюсь к Эзре, который, судя по его виду, готов взорваться.

– Что происходит? Я слышал что-то, но…

Движение у него за спиной привлекает мое внимание, и я касаюсь его руки.

– Погоди. Мне столько нужно тебе сказать, но… есть один человек, с которым я сперва хочу поговорить.

Я вытираю глаза и смотрю на телефон. Мы уже опоздали на работу, но… а, ладно.

В тире, где обычно работала Брук, заправляет женщина постарше, которая зевает, отсчитывая сдачу и дергая за рычаги мишеней. Вэнс Пакетт стоит с помповым ружьем у плеча, методично валя мишени. За ланчем Малкольм сообщил нам, что вчера вечером офицер Макналти снова допрашивал его и сказал, что полиция побеседовала с Вэнсом о его разговоре с Брук в центре города. По словам Вэнса, Брук просто спросила у него, сколько времени.

– А чего ты хотел? Зачем он станет кому-то помогать? Ему с этого ничего не перепадет, и ему наплевать на всех в этом городе.

Может, она права. А может, он просто сломлен по-своему.

Вэнс шарит по карманам в поисках мелочи, чтобы зайти на новый круг. Я пробираюсь мимо трех мальчишек лет двенадцати и кладу на стойку два доллара.

– Сегодня угощаю я, – говорю я.

Он оборачивается и прищуривается, постукивая себя указательным пальцем по подбородку. Вэнсу Пакетту требуется несколько секунд, чтобы узнать меня.

– Девочка-стрелок. В последний раз тебе повезло.

– Возможно, – отвечаю я. – У меня есть шесть баксов. Разыграем, кто будет лучше по итогам трех раундов. – Он кивает, и я указываю на мишени. – Чемпионы первые.

Вэнс стартует слабо, выбив только восемь из двенадцати. Я наступаю на горло своему соревновательному духу, промазав пять раз, когда приходит моя очередь, но все это будет бессмысленно, если я снова выиграю.

– Ты потеряла навык.

Вэнс самодовольно ухмыляется, когда я опускаю свое ружье. У Эзры, который подбоченившись наблюдает за нами, озабоченный вид.

– Я просто разогревалась, – лгу я.

В двух следующих раундах я наступаю Вэнсу на пятки, каждый раз выбивая всего на одну мишень меньше. К концу Вэнс уже считает себя победителем, приосаниваясь и посмеиваясь, и даже похлопывает меня по спине, когда я промахиваюсь при своем последнем выстреле.

– Хорошая попытка, деточка. Ты почти взяла один раунд.

– Наверное, в прошлый раз мне действительно просто повезло, – говорю я с театральным придыханием. До таланта Сейди мне далеко, о чем говорит гримаса Эзры. Мы отходим в сторону, чтобы ожидавшие позади нас люди могли пострелять. Но я надеюсь, что его было достаточно для пьяного типа. – Моя мама сказала мне, что это, вероятно, не повторится.

Вэнс натягивает бейсболку на свои сальные волосы.

– Твоя мать?

– Сейди Коркоран, – говорю я. – Вы же Вэнс, правильно? Она сказала, что вы с ней ходили вместе на осенний бал и что я должна представиться. Я Эллери.

Странно протягивать ему руку после того, что только что сообщила мне Сейди. Но он пожимает мою руку с неподдельным изумлением.

– Она так сказала? Вот уж не думал, что она меня помнит.

Она постоянно о вас говорит , почти вертится у меня на языке, но я решаю вести почти честный разговор.