Карен Макманус - Двое могут хранить секрет [litres]

Узел, сдавливающий мою грудь, ослабевает.

– Я понимаю. Все нормально. Слушай, я понимаю. – Я обвожу рукой комнату. – Посмотри – это мой грандиозный вечер осеннего бала. Не знаю, заметила ли ты, но у меня тоже только одна подруга. Я же сказал об этом на кухне, так? У наших семей подпорченная история. Все это отвратительно, но это действительно значит, что я тебя понимаю. И ты… мне нравишься.

Я переставляю миску с попкорном на журнальный столик и осторожно обнимаю Эллери. Она со вздохом прижимается ко мне. Это, по сути, дружеское объятие. Волосы Эллери падают ей на глаза, поэтому я убираю их, и сам не замечаю, как беру ее лицо в ладони. Какое приятное ощущение. Эллери смотрит мне прямо в глаза, губы изгибаются в легкой вопросительной улыбке. Я приближаю ее лицо к себе и, пока не успел опомниться, целую.

Губы у нее мягкие, теплые и чуточку маслянистые. Ладонь Эллери скользит по моей груди вверх и обнимает меня за шею, и по моему телу медленно распространяется тепло. Затем она легонько прикусывает мою нижнюю губу, и между нами пробегает электрический разряд. Я обнимаю Эллери и затягиваю к себе на колени, целуя ее губы и кожу на шее. Она толкает меня на подушки, ложится рядом со мной, и, черт возьми, этот вечер становится потрясающим.

Громкое клацанье заставляет нас замереть. Каким-то образом мы столкнули на пол пульт. Эллери садится в тот момент, когда наверху раздается мамин голос:

– Малкольм? Всё в порядке?

Черт. Она на кухне. Мы с Эллери отодвигаемся друг от друга:

– Отлично. Просто мы уронили пульт.

Мы оба красные, с глупыми улыбками, ожидаем ответа моей матери.

– А, ясно. Я делаю горячий шоколад, хочешь?

– Нет, спасибо, – говорю я, пока Эллери пытается укротить свои волосы. А мне не терпится снова запустить в них руки.

– А ты, Эллери? – спрашивает мама.

– Я не хочу, спасибо, – отвечает Эллери, прикусывая губу.

– Хорошо.

Минута, в течение которой мама поднимается наверх, длится вечно. Эллери отодвигается в другой угол дивана.

– Может быть, и хорошо, что нас прервали, – произносит она, краснея еще больше. – Мне кажется, лучше я… лучше всего расскажу тебе свою теорию.

В голове у меня туман.

– Что расскажешь?

– Свою криминальную теорию.

– Твою… О. Да, да. – Я делаю вдох, чтобы сосредоточиться, и выпрямляюсь. – Но она не обо мне, нет?

– Определенно, нет, – говорит Эллери. – Но она касается Кэтрин. И еще я думаю, что если мы правы насчет мистера Баумена, то, может, это было только начало… э… событий.

Она накручивает прядь волос на палец, что является дурным знаком. У меня до сих пор еще не укладывается в голове, что Кэтрин могла сбить мистера Баумена; я не уверен, что готов к новым событиям . Но последние пять лет я избегал разговоров о Лейси и Деклане, и это ничему не помогло.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Итак. Вернемся к квитанции. Мы совершенно уверены, что Брук знала о наезде, правильно? Она или была в машине, когда это случилось, или Кэтрин рассказала ей. – Эллери отпускает волосы и начинает теребить кулон на цепочке. – Кэтрин, должно быть, пришла в ужас от того, что это станет известно. Одно дело совершить наезд, но уехать после этого, даже не остановившись, чтобы помочь… она станет изгоем в школе плюс подорвет положение своего отца в городе. Не говоря уже об уголовном преследовании. Поэтому она решает это скрыть. И Брук соглашается ей помочь, но, думаю, она об этом пожалела. Она все время выглядела очень встревоженной и грустной. С момента нашего с ней знакомства, которое состоялось сразу после смерти мистера Баумена. Если только она не всегда была такой?

– Нет, – говорю я, меня мутит при мысли о Брук, улыбающейся с фотографии класса на листовке. – Не была.

– А потом, в офисе «Фермы страха», она без конца повторяла слова типа: «Я не должна была, мне нужно им сказать, это неправильно». Что заставляет меня думать, она чувствовала себя виноватой.

В висках стучит.

– Она спросила меня, совершал ли я когда-нибудь действительно серьезную ошибку.

Глаза Эллери расширяются.

– Она так спросила? Когда?

– В офисе. Пока ты искала Эзру. Она сказала… Что-то насчет ошибки, которая не была, ну, обычной ошибкой. И что она хотела бы иметь других друзей.

Эллери кивает.

– Это сходится, – произносит она.

– С чем?

– С кучей вещей. Начнем с вандализма, – говорит Эллери. Я в изумлении хлопаю глазами. – Послания стали появляться только после того, как Кэтрин отремонтировала свою машину. Она забрала ее второго сентября, а акция по сбору средств в память о Лейси состоялась четвертого сентября, правильно? – Я киваю, и Эллери продолжает: – Я постоянно думаю, каково было Кэтрин тогда, когда весь город оплакивал мистера Баумена и искал ответы. Она, вероятно, действовала с большой осторожностью, до ужаса боясь, что о ней узнают или она сама выдаст себя. Поэтому я подумала, а что, если этот вандализм дело рук Кэтрин ?

– Зачем ей это делать?

В моем голосе сквозит сомнение.

Эллери ведет ногтем по цветочному узору на обивке дивана, не смотря на меня.

– Отвлекающий маневр, – спокойно произносит она. – Весь город сосредоточился на угрозах вместо произошедшего с мистером Бауменом.

К горлу подкатывает тошнота, потому что в словах Эллери точно есть доля правды. Преследователь осеннего бала отодвинул на задний план случай с наездом на мистера Баумена гораздо быстрее, чем это было вообще возможно.

– Но зачем втягивать в это тебя ? – спрашиваю я. – И себя, и Брук?

– Ну, Кэтрин и Брук – понятно, потому что если они и есть цель, то никто не подумает, что они к этому причастны. Меня… не знаю. – Эллери продолжает прочерчивать узор, не отрывая взгляда от руки, как будто если она хоть на секунду отвлечется, диван исчезнет. – Может, это просто был способ… усложнить интригу или что-то в этом роде. Потому что моя семья тоже некоторым образом связана с трагическими событиями, пусть даже королевой была Сейди, а не Сара.

– Но как Кэтрин это делала? Она же была в культурном центре, когда расписали указатель, – замечаю я. – И на «Ферме страха» она была на сцене со всеми остальными чирлидерами, когда на экране стали мелькать все эти картинки.

– Экран можно было запрограммировать заранее. Но что касается остального… думаю, ей понадобилась бы помощь. Брук уже была втянута, а Вив и Тео сделали бы для Кэтрин все, о чем она попросит, не так ли? Или был момент, когда ты ее не видел?

– То есть… да. – Я вспоминаю, как Кэтрин смылась от меня, едва все переключились на мою мать и на меня. «О, здесь Тео». Как долго она отсутствовала? Я тру висок. Не помогает. Чем дольше мы говорим с Эллери, тем больше я волнуюсь. – Может быть. Но если честно, это немного притянуто, Эллери. И это по-прежнему не объясняет, что случилось с Брук.