Тэйлор Адамс - Выхода нет [litres с оптимизированной обложкой]

Сэнди сдвинула брови.

– Вот как.

– Я знаю, – сказал Эшли. – В этом выражении есть принижение достоинства китайского народа…

– Да, я представляю.

– Я предполагаю, шахтер, должно быть, провалился там и умер, и…

– Я поняла это.

– И он, наверно, был китайцем.

– Я по-ня-ла это, Эшли.

– Простите. – Он замялся. – Ну и вот, мне семь, и я чертовски глуп. Я прополз под ограждением и полез туда в одиночку, никому ничего не сказав, и взял с собой только фонарик и немного веревки. Словно мелкий Индиана Джонс ростом с собаку. И вроде бы поначалу это было не страшно. Я следовал по узкому тоннелю все глубже и глубже, мимо всяких древних вагонеток на изувеченных рельсах восемнадцатого века, сквозь одну заваленную дверь за другой. Звук там распространялся забавно, повторяясь и звеня. И я пролез вокруг той старой деревянной двери, и оперся рукой на проржавевшую петлю, может быть, на секунду. И… произошло нечто ужасное.

Дарби заметила, что внимание Ларса вновь сосредоточилось на брошюре «Воздух Колорадо», и воспользовалась моментом. Она соскользнула со скамейки, и ее мокрые «Конверсы» шлепнули по полу с чвокающим звуком.

Эшли сделал внезапное рубящее движение.

– Дверь захлопнулась. Петля щелкнула, будто ржавая металлическая челюсть, зажав мне большой палец и сломав запястье в трех местах. Бум! Сперва было совсем не больно. Просто шок. И эта дверь из трехсот фунтов крепкого дуба оказалась полностью недвижима. И я там был один в кромешной тьме, в полумиле от поверхности.

Дарби подошла к нему.

– Два дня без пищи и воды. Я спал немного. Страшные сны. Усталость, обезвоживание. У меня не было ножа, но я всерьез обдумывал, как оторвать палец. Я помню, как смотрел на него в свете угасающего фонарика, размышляя, как мне сместить вес тела относительно петли для… Ну вы поняли.

Эд подался вперед.

– Однако оба твоих больших пальца на месте.

Дарби обошла вокруг стула Эшли и незаметно уронила сложенную салфетку ему на колени.

Как дети, передающие записки в старших классах. Он заметил, но плавно закончил свою историю, иронично показав Эду большой палец, поднятый вверх.

– Верно, амундо [9] Сквернослов, матершинник (португ.). . Оказалось, всё, что мне нужно было делать, – это ждать. Какие-то подростки из другого города случайно вломились в «Провал Китаезы» и набрели прямо на меня. Спасен, вытянув в чистой тупой лотерее счастливый билет.

– И… – Сэнди посмотрела на него. – Ваша фобия – это… что, попасть в ловушку?

– Нет. Дверные петли.

– Дверные петли?

– Я не-на-ви-жу дверные петли, – сказал Эшли, нарочито поежившись. – Они меня изводят, понимаете?

– Ох.

Дарби остановилась у окна, глядя, как снежинки бьются в стекло, и ожидая, когда Эшли прочитает ее записку. Боковым зрением она смотрела, как он поднимает салфетку и разворачивает под краем стола, чтобы читать украдкой, подальше от глаз Эда и Сэнди. Синими каракулями Дарби написала там: «Встретимся в туалете, мне нужно сказать тебе кое-что, что ты должен знать».

Эшли колебался.

Потом он извлек черную ручку из своего кармана, задумался на секунду и быстро написал ответ. Затем встал и расслабленно подошел к окну тоже, неуловимым движением сунув салфетку обратно Дарби в руку, проходя мимо. Сделав это так естественно, как карманный вор.

Она развернула ее и прочитала его письмена.

«У меня есть девушка».

Она вздохнула. «О Господи».

Эшли смотрел на нее.

Дарби беззвучно проартикулировала губами: «Я не об этом».

Он проартикулировал: «Что?»

«Я. Не. Об. Этом».

Сейчас они оба стояли, выделяясь на фоне окна, с одной стороны комнаты. Ларс, вероятно, смотрел на них и думал, что же они шепчут друг другу. Эд и Сэнди тоже.

Эшли коснулся ее плеча, шевеля губами снова: «Что?»

Дарби почувствовала, как знакомый паралич сковывает ее по рукам и ногам. Словно поднялась на сцену и забыла свою роль. Если она заговорит – все услышат. Если нет – она рискует еще больше привлечь внимание. Весь мир балансировал на острие ножа. Дарби как бы случайно глянула через правое плечо в сторону Грызуна, и ее опасения подтвердились – он наблюдал за ними. Она заметила кое-что еще, и ее кровь застыла в жилах. Ларс положил что-то белое на полку с брошюрами. Пластиковый стакан.

Ее стакан.

Восемь унций косноязыкой «какавы», которые она глупо наполнила и вынесла наружу час назад. Дарби поставила его в снег возле задней двери «Астро», прямо перед тем, как вскрыла машину и поговорила с Джей. Тогда она забыла о стакане, оставив его в темноте, будто нарочно для того, чтобы Ларс нашел. Рядом с кучей своих следов.

«Он знает», – поняла она. И произошло даже нечто худшее для нее – теперь имелось сразу два опасных исхода.

«Он собирается напасть на меня.

Так же, как и я собираюсь напасть на него».

– Запертый в угольной шахте, – повторяла Сэнди Эду. – Страшная штука.

– А. – Эд пожал плечами. – Я бы просто отрезал себе большой палец.

– Я не думаю, что это так легко.

– Просто рассуждаю. Когда вы встречаетесь за обедом лицом к лицу с Костлявой, что такое несколько маленьких костей и сухожилий?

Ларс продолжал невозмутимо наблюдать за ними, и больше всего Дарби пугало глубокое, тупое спокойствие в его глазах. Преступник хоть с каким-либо чувством самосохранения уже выхватил бы пистолет. Но Ларс был хладнокровен, равнодушен, безмятежен, его пустые глазки рассматривали ее как нечто не более срочное и опасное, чем лужица на полу, которую можно вытереть и через час или около того. И это всё.

Другая черная мысль скользнула в ее разум, и каким-то образом Дарби поняла, что это было предсказание, шелестнувшее в голове, точно одна из потрепанных карт Таро ее матери:

«Этот человек убьет меня сегодня ночью.

Вот как я умру».

Она оглянулась на Эшли и прошептала:

– Следуй за мной. Прямо сейчас.

В мужском туалете она рассказала Эшли всё.

Про вэн. Про собачью клетку. Про маленькую девочку по имени Джей из Сан-Диего. Про изоленту, окровавленную руку, про неизвестную угрозу от «желтой карточки». Даже про пердеж. И не имело значения, насколько тихо она шептала, слова казались ей эхом внутри уборной, звенящим, отражающимся от кафеля и фаянса. Она была уверена, что остальные всё слышат.

Эшли выдохнул, явно потрясенный. Его глазные впадины резко оттенялись под флюоресцентными лампами, будто темные синяки, и впервые за вечер он выглядел так же устало, как Дарби себя чувствовала. И, снова впервые – он был молчалив.

Дарби наблюдала за ним, пытаясь прочитать его реакцию.

– Итак?

– Итак? – переспросил он.

– Итак. Мы должны что-то делать.

– Очевидно, но что?

– Остановить его.