Сара Пинборо - Право на месть [litres]

– Видела бы ты его лицо, – глаза Кейти горят воспоминанием, – когда я сказала ему, что если он не будет отпускать меня на целый день, то я скажу, что он меня трогал. Он стал мареновый как рак.

Шарлотта не знает, что такое «мареновый», но слово немного похоже на «морить», и она решает, что Кейти имеет в виду синий.

– Он сказал – мне никто не поверит, и тогда я сказала все то, о чем ты мне говорила, подробности того, что он якобы делал, и, вот те крест, я думала, он заплачет. Ну и мне в конце концов пришлось его утешать. Я объяснила ему, что никто никогда не узнает, ведь ему практически платят ни за что, поэтому и беспокоиться не о чем. Я сказала ему – пусть пригласит жену на обед. А знаешь, что я сказала потом? Ах, Шарлотта, ты бы мной гордилась!

– И что ты сказала? – с улыбкой спрашивает Шарлотта. Радость Кейти – ее радость. Кейти светится. Кейти наклоняется к ней, их лица чуть ли не на расстоянии поцелуя.

– Я ему сказала, чтобы он попробовал некоторые из тех приемов, о которых я ему рассказала, на своей жене! – Она разражается смехом. – Боже мой, видела бы ты! Я думала, он помрет!

Шарлотта пытается смеяться, но ее улыбка слишком натянутая. Разрывает ее, как рези в желудке. Все эти дела, о которых она рассказала Кейти, они из обжорки. Она почерпнула это знание не в низкопробном романе, а в маленькой комнате, где воняет горячим жиром и потными мужчинами.

– Как бы то ни было… – Кейти замолкает, пережевывая кусочек сэндвича, потом продолжает, а Шарлотта делает себе заметку на память: больше не говорить с полным ртом. – Я сделала работу минут за пять, так что, если мама будет спрашивать, забирая меня, нет никакой нужды в подозрениях. Летние каникулы наши! Четыре часа в день точно.

– Ты думаешь, она приедет проверить? – обеспокоенно говорит Шарлотта. Будет хреново, если мать Кейти прищучит ее. Она ее запрет за такие штуки на все лето ради безопасности.

– Нет. Она посещает психотерапевта, и он ей сказал, что во время уроков у репетитора она должна забывать обо мне. Смерть, смерть, смерть, волнения. Вот все, что она знает. Я бы не возражала, если бы она волновалась о собственной, – ее смерть я бы как-нибудь пережила, но пока ее волнения распространяются на меня. А это несправедливо, в задницу!

Теперь Шарлотта смеется. Кейти подарила ей «сюр» и «мареновый». А Шарлотта в обмен ей – «в задницу» и «говенный».

– Тебе бы не навязывали дополнительных уроков, если бы ты все время не изображала из себя дурочку.

– Так проще жить, – пожимает плечами Кейти. – Ты зачем изображаешь из себя крутую?

– Я не изображаю крутую, – усмехается Шарлотта, и Кейти улыбается в ответ, прижавшись к ее плечу. Через секунду она садится прямо и хмурится.

– У тебя сиськи растут! – Тонкий палец тычет Шарлотте в грудь.

– Отвянь! – Шарлотта, краснея и смущаясь, отталкивает руку Кейти.

Она пыталась скрыть это под мешковатой рубашкой, но ее грудь все растет и растет. Она это ненавидит. Мать сказала, что нет смысла покупать бюстгальтер для девочек, потому что если у нее сиськи будут расти с такой же скоростью, как у всех женщин в ее семье, то через два месяца ей понадобится настоящий.

Кейти оглядывает собственную плоскую грудь, под рубашкой у нее нет ни малейшего намека на бугорки.

– Это несправедливо. Я на несколько месяцев старше тебя. Если у тебя и месячные раньше начнутся, то я буду недовольна.

– Не возмущайся, – морщит нос Шарлотта.

Она встает. Сейчас у нее желание сделать что-нибудь. Она приняла половину материнской таблетки утром, но туман уже проходит, и она хочет украсть где-нибудь выпивку. Шарлотта не хочет думать о сиськах, месячных и о тех делах, о которых якобы прочла в книжке матери. Она хочет убежать с Кейти и остаться такой, какие они сегодня, навсегда.

Проклятие – так это называет Джин. «Скоро она получит проклятие. Ты бы позаботилась, чтобы она знала, чем пользоваться».

Проклятие. Получение проклятия. Оно висит над ней, она чувствует. Конечно, она получит проклятие первой. Она уже проклята.

Я громко стучу в дверь, удушливая жара усиливает мое раздражение. Тут, наверное, есть звонок, но я не собираюсь утруждать себя его поисками. Мне плевать, что она там наговорила в офисе; черт меня побери, если я не выясню с ней отношения здесь и сейчас. Извинения? Пенни может идти в задницу. Я весь день тихонько кипела, вспоминая ее самоуверенную физиономию, и я выколочу из нее все про деньги, пусть мне никто и не поверит. Я хочу знать для себя.

Мне никто не отвечает, и я стучу снова.

– Я знаю, ты там, Джулия!

Она так легко не сдается. Свет в доме горит, я вижу за этим жутким тюлем – наверняка она арендует этот дом, значит это нее обстановка. Дверь открывается вместе с раскатом грома и первыми каплями дождя. Она смотрит на меня, мы обе молчим.

– Кто там? – раздается голос изнутри. Голос скрипучий от злости и сигарет. – Что бы они ни предлагали, нам ничего не нужно!

– Что ты здесь делаешь? – Куда девалась ее самоуверенность? Вид у нее усталый, туфли скинуты на ковер, но она все еще в офисном одеянии. Блуза вытащена из юбки, полы помяты, рукава закатаны.

– Нам нужно поговорить.

Джулия оглядывается – смотрит вверх по лестнице. Наверху кресельный подъемник, и я вижу кипу мятой одежды на верхней площадке. В коридоре кресло-каталка.

– Это ко мне! – кричит она – С работы, поговорить о повышении, которое я вскоре, наверное, получу.

– Повышение? Какое повы…

Джулия прикладывает палец к губам, и я ловлю себя на том, что замолкаю, а она кивком приглашает меня внутрь. Меня все это выбивает из колеи. Я предполагала увидеть дом одинокой девицы. Небольшой, но примитивно стильный. Я вхожу с дождя, и она закрывает за мной дверь, показывает на нижнюю комнату.

– Зачем ты пришла? – тихо говорит она. Ее высокомерие исчезло, теперь я вижу только защитную агрессивность.

– Ты здесь живешь? – спрашиваю я. В комнате слишком жарко, центральное отопление работает летом вовсю, и в воздухе стоит едкий запах, который я не сразу опознаю. Запах застоялой мочи.

– Дом моей матери. Да, я здесь живу. Что ты хочешь, Мэрилин?

Я настолько смешалась, что даже забыла зачем пришла.

– Деньги, – говорю я наконец. – Ты их воровала. Лиза не стала бы лгать. Я хочу услышать это от тебя. – Я оглядываю комнату. – Я тебя не понимаю. Виниры на зубах. Филлеры? Я же вижу – меня ты не обманешь. Но ты живешь вот так. – Я делаю движение рукой. – Зачем тратить деньги на это говно? Зачем воровать деньги у Пенни только для того, чтобы сделать ей подарок? Не понимаю!

В мире, кажется, много типов сумасшедших. Ричард сумасшедший, Лиза сумасшедшая – хотя я и не могу заставить себя поверить в это, – а теперь и Джулия сумасшедшая.