Сара Пинборо - Право на месть [litres]

Мать никогда и никуда не возила на выходные ее. Она ее вообще никуда не возила. И вот теперь она уехала и оставила ее с Тони на целых два дня, может, три, и это беспокоит Шарлотту, а ее голову, которая тяжело и тупо сидит на ее плечах, кружит от лекарства и алкоголя. Ее это пугает. Шарлотту Невилл, бесстрашную девочку. Смутьянку. Хулиганку. Маленькую суку.

– Это мать моя виновата, – безысходно глядя перед собой, произносит Кейти. – Она во всем виновата. Я желаю ей смерти.

– А я хочу, чтобы Даниель никогда не родился.

– Мы не можем допустить, чтобы они так поступали с нами, – говорит Кейти. Она садится, скрестив ноги, и поворачивается лицом к Шарлотте, потом снова берет ее за руки. Руки у Кейти мягкие и маленькие, ногти аккуратно подстрижены. У Шарлотты руки гораздо крупнее и выглядят грубо, по-мужски, ногти обкусаны, заусенцы по краям пальцев ободраны, кожа в трещинах. Против того, что у нее мужские руки, она не возражает. Сегодня ей ее руки нравятся.

– Не можем, – качает головой Шарлотта. – Не допустим. Давай убежим. Давай.

– Да! – говорит Кейти. – Мы будем свободны. Навсегда вместе.

Шарлотта ухмыляется и встает, крутится вокруг себя, как это, бывает, делает Кейти, когда энергия ее переполняет и она не может сидеть спокойно.

– Бонни и Клайд, Клайд и Бонни! – Неожиданно Шарлотта начинает хохотать – громко, прямо из саднящего нутра.

– Как они, – повторяет Кейти. – Влюбленные и в бегах.

– Это ты будешь в бегах, – говорит Шарлотта. Хотя сама она остановилась, голова ее кружится – отчасти от алкоголя, отчасти от возбуждения, отчасти от усталости. – А меня никто и искать не станет. Им все равно. Они будут только рады избавиться от меня. У них будет идеальная семья, если я пропаду куда-нибудь. Будут счастливо жить без меня в этом говенном районе.

Кейти распрямляет спину, качает головой:

– Нет, мы обе будем в бегах.

Шарлотта ждет, когда кружение прекратится. Полтаблетки, что она приняла, оказывают на нее сильное действие. Может быть, иное, чем прежде, она не посмотрела на упаковку. Но ей нравится, что бы это ни было. Ей после таблеток тепло, ее клонит в сон, она словно плывет. Между нею и остальным миром появляется какая-то рябь. Остается только она и Кейти, как в одной из их игр.

– Ты про что? – Она наклоняется вперед и улыбается. – У тебя глаза идеально голубые, как небо.

– Сосредоточься, Шарлотта! Я серьезно. Это важно.

Кейти трясет ее за плечи, и Шарлотта пытается собраться с мыслями. И собирается.

– Да, я слушаю.

– Хорошо. – Кейти смотрит на нее пронзительным взглядом. – С какой стати они будут идеальной семьей? С какой стати они будут счастливыми, если сделали тебя несчастной? А я всю жизнь должна беспокоиться о матери? Она меня никогда не отпустит. Даже если я убегу, она меня найдет.

– Жаль, что она не умерла, когда упала с лестницы, – бормочет Шарлотта. Она ненавидит мать Кейти почти так же сильно, как своего единоутробного брата. Она ненавидит все, что делает Кейти несчастной.

– Да, – вздыхает Кейти. – Вот уж точно. – И, помолчав, добавляет: – Но это еще может случиться.

На несколько секунд между ними воцаряется молчание.

– И с детьми тоже случаются несчастные случаи, – продолжает Кейти со спокойной сосредоточенностью. Медленно, медленно до Шарлотты начинает доходить смысл слов подруги.

– Один малыш с Черн-стрит сунул пальцы в розетку и получил удар током, – вспоминает Шарлотта. – Он чуть не умер. Говорят, что и умер минуты на две.

– Именно.

Чудовищность предложения Кейти – чистый сюр, но Шарлотта ловит себя на том, что смеется. Звук ее смеха неприятный, он сердитый, озлобленный, наполненный жестокой радостью. Она воображает мать в слезах. Разбитого Тони. Нет идеального мальчика – и никто не отправляет тупую девочку в обжорку.

– Мы их убьем и убежим! – От этой фантазии у нее перехватывает дыхание.

– В один день! – Кейти сияет от возбуждения. – Я начну красть деньги у матери из сумочки. Она никогда не знает, сколько там у нее. И возьму какие-нибудь драгоценности. Мы можем убежать в Шотландию.

– В Испанию, – перебивает Шарлотта. – Там жарко. Джин один раз была в Испании. Она говорит: там все дома белые и все счастливы, потому что они спят днем.

Кейти смеется, звонкий колокольчик, ничуть не похожий на сиплый, грубый звук, издаваемый Шарлоттой.

– Хорошо, – соглашается Кейти. – Если Испания, то нам понадобится корабль. Мы сначала отправимся в дом моего дедушки. Там полно всяких ценностей, мы их украдем, а они нас там и искать не будут, пока не оправятся от потрясения. Я закажу копию ключа. А для поездки в Европу никакой настоящий паспорт не нужен. Вон обложку к паспорту на почте можно купить – и вполне достаточно.

У Шарлотты нет никакого паспорта, ну и бог с ним, Кейти возьмет это на себя. Она воображает их на корабле, они стоят на палубе, стараясь перекричать соленый ветер, а потом начинают смеяться, и слезы бегут у них по щекам.

– Когда? – спрашивает она. Весь мир уже кажется ей лучше. Даже дождь стал слабее.

– Скоро. Дай я сначала денег соберу.

– Не думаю, что мне много удастся наскрести. – Шарлотта ненавидит свою бедность. Бедность – она как грязь под ногтями, которую никак не вычистить.

– Не говори глупостей. – Кейти берет руками лицо Шарлотты. – Ты должна будешь принести только себя.

– Я люблю тебя, Кейти Баттен, – говорит Шарлотта. – Моя Бонни.

– И я тебя люблю, Шарлотта Невилл. Мой Клайд. Моя напарница по преступлению. – Она улыбается, не отпуская щек Шарлотты. – Мы и вправду сделаем это, да? Договор? Уже не игра?

Шарлотта кивает:

– Вот те крест! Чтоб мне умереть, если обману.

– Вот те крест! Чтоб мне умереть, если обману, – согласно шепчет Кейти, потом наклоняется и целует ее.

Когда мы возвращаемся в город, уже темно. Я не могу рисковать и вести Лизу в отель Саймона, а потому мы направляемся в отель «Травелодж» в центре города, я плачу за две ночи наличными на тот случай, если полиция следит за моей банковской карточкой. Паранойя заразительна. Еще я даю Лизе сто пятьдесят фунтов, на всякий случай. Она не хочет брать, но я настаиваю.

Мы делаем крепкий кофе и садимся на кровать, Лиза сидит скрестив ноги, нож, который она украла из молодежного хостела, безопасно извлечен из ее куртки и лежит на столе. Она, с ее странными голубыми волосами и в защитного цвета одежде, выглядит гораздо моложе, максимум на тридцать, но эта маскировка напоминает мне о том, что она женщина, которой приходилось выживать. Она рассказала мне о своей прежней жизни, о ее и Кейти плане. Но остальное? Сидеть в тюрьме. Дрожать от страха. Скрываться. Кто знает, что ей пришлось пережить тогда? Но та жизнь научила ее такому, что теперь, я думаю, у нее в крови. И это может спасти Аву. Я не сказала Лизе, что Ава, возможно, беременна. Хватит ей и без того переживаний.