Стеф Хувер - Клетка [litres]

Она готова на что угодно, лишь бы Брэд не нажал на спуск. Ей плевать на мисс Норрис! А вот на него…

Черт! Да ее саму точно так же пришлось бы удерживать, выберись она из трехмесячного заточения в подвале и попадись ей в руки оружие. Она бы, наверное, и не думала, не тянула время, не слушала уговоры – сразу ткнула бы дулом в голову, без промедления.

– Брэд, ну пожалуйста. Отдай.

Он прикрыл глаза, закусил губу. Потом выпрямился, перехватил ружье, сунул его Амелии. Она растерялась, взяла за ствол:

– Брэд…

Он отвернулся равнодушно, в его взгляде была пустота. Переступил через мисс Норрис.

– Брэд! – это уже Гейл-Шейла.

Вцепилась в него, ощупывала голову, плечи. Словно проверяла на материальность. Или целостность. Потом и вовсе припала всем телом, обвила руками. И больше никаких сомнений, она сто процентов девушка.

Где раньше были у Амелии глаза? Обалдеть! Она еще и соблазнить пыталась. Ее! Теперь ясно, почему Мелларк не купился на девичьи прелести. И почему Сэлл мог запасть на препода: он явно был в курсе.

Амелия мотнула головой, надеясь, что мысли сами после тряски расставятся по местам: Шейла и Брэд – они вообще кто друг другу? Любовники?

Она отошла подальше, бросила ружье на диван.

Входная дверь распахнулась.

Да что за безумие?

На пороге возникла настоящая директриса, застыла, округлила глаза – то ли от возмущения, то ли от испуга – и выдохнула:

– В чем дело? Как вы сюда попали? Мисс Грин? Мистер Мелларк? – Она перевела изумленный взгляд с Амелии на Шейлу, заметила Брэда и его странный вид. – А это… это… Брэд Гриффит? Что вы здесь делаете?

Шейла посмотрела на нее с неприязнью, даже с угрозой.

– Спросите у своей сестры.

– У сестры? – в замешательстве повторила мисс Нор-рис. – Элейн. А где Элейн?

– Там, – вмешалась Амелия, махнула рукой в сторону подвала. – И Брэд тоже был там, а не сбежал. Сидел взаперти все три месяца. Тут, у вас. Вы знали?

Из подвала донесся шорох, тихий стон, потом прозвучало:

– Опал…

– Уходите! – воскликнула директриса. – Возвращайтесь в школу!

– Я вызову полицию, – предупредила Шейла.

– Вызывайте. – Мисс Норрис покорно кивнула, а из-за проема, ведущего в подвал, опять донеслось:

– Опал! Помоги мне.

– Уходите, – с мольбой повторила директриса.

Амелия первой направилась в сторону входной двери.

Да уж. Надо убраться подальше отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

Беспокойство.

Иногда причины его лежат на поверхности: это бытовые проблемы, личная жизнь, масса тягомотных дней, похожих один на другой.

Но оно уходит – пусть не сразу, со временем…

Правда, иногда видимых причин для беспокойства нет. Они всплывают из недр подсознания. Ты смотришь на фотографию своих родителей, осознавая, что те дни давно ушли в небытие и больше не повторятся. Или на снимок братишки, погибшего нелепо и слишком рано. Или на свою сестру, похожую на тебя как две капли воды внешне и абсолютно другую изнутри… И испытываешь беспокойство. Беспричинное беспокойство.

Тебе хочется заглушить его быстро и разом: алкоголем, мимолетной связью с женатым мужчиной, эпатажным поведением. Да! И причины сами собой появляются – вырастают, как лужи после дождя, вспучиваются пузырями. И тебе – делов-то! – разрешить эти проблемы.

До следующего увиденного старого снимка или встречи с сестрой…

Я поняла это не сразу: что нарываюсь на неприятности специально, порчу свое здоровье, что ищу приключения на пятую точку. Мне не помогли беседы с психоаналитиком: я относилась к ним с большой долей скепсиса, возможно, из-за матери и Элейн. И собрания анонимных алкоголиков – да-да, туда я тоже наведывалась! – не произвели на меня никакого эффекта.

Нет, мое понимание себя пришло постепенно.

Сначала пропал этот мальчик. Проблема? Вполне себе. Сбежал. Начальник нашего участка полиции с легкой руки убедил меня в этом. И я согласилась. Так удобнее. На все вопросы отвечаешь, что поиски ведутся, что дело в нестабильной психике подростка, а не в школе. Вопросы были…

Потом я вдруг поняла, что Элейн будто специально делает так, чтобы я срывалась. За ней всегда водился грешок манипулирования людьми. Моя сестрица – хороший кукловод, а все остальные вокруг – марионетки.

Я долго не поддавалась. Долго… Хотя ведь как сказать.

Нам было по шесть. Элейн приметила мальчика, соседа. Не помню точно, как его звали – Шон, кажется. Маленький, щуплый, настолько застенчивый, что при виде нас тотчас убегал к себе в дом. Но однажды сестра не дала ему сбежать, и он описался от страха. Его мать пришла жаловаться нашему отцу. Элейн мигом сообразила, что дело пахнет жареным, и начала на ходу придумывать жалостливую историю, что не она виновата, а этот самый Шон заставил нас обеих приспустить перед ним трусики и так долго разглядывал то, что под ними находилось, что в конце концов наделал в штанишки.

В тот раз мне не показалось чем-то зазорным поддержать сестру в ее, может быть, глупых оправданиях. Это было просто весело. Тем более семья Шона переехала месяца через два. Правда, Элейн успела схлопотать от их старшего сына – подростка лет тринадцати, который сначала вывалял сестрицу в придорожной пыли, а потом вообще спихнул в реку.

Почему я поддалась? Почему не сказала отцу правду? Почему сейчас она смотрит на меня застывшим взглядом, а я сижу в немом оцепенении?

В восемь лет Элейн увлеклась рисованием. И ладно бы рисовала, как все девочки ее возраста – кошечек, зайчиков и принцесс. Нет, она открывала анатомическую энциклопедию – старую, толстую, с пожелтевшими страницами, которую стащить из родительской библиотеки было не так-то просто, – и перерисовывала оттуда все подряд, включая гениталии.

Однажды рисунки обнаружил отец, и Элейн снова принялась фантазировать. Сказала, что нашла альбом на берегу реки, где сидели какие-то взрослые мальчики. Она во всех подробностях описала их внешний вид, уделив особое внимание типовой форме, – намекнула на то, что это баловство одного из студентов закрытой школы, той самой, которая находится под моим попечительством, а некогда была под крылом нашего отца.

То ли отец не поверил, то ли произошло еще что-то, а я оказалась не в курсе, но Элейн заперли в комнате и заставили выучить наизусть «Алису» Кэрролла. Сестра так распсиховалась, что разорвала книгу в мелкие клочья, и мне пришлось пожертвовать своими сбережениями, чтобы купить ей новую: я очень переживала, что после подобной выходки ей придумают более суровое наказание.