Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

Его трясло, как погремушку. В уголках губ собиралась пена. На руках выступили вены. Правую часть лица обступили кровеносные сосуды, и я подумал, что одним глазом дедушка меня вообще не видит. Глаз был полузакрыт и смотрелся так, словно его выкололи. Черно-красная прогалина на фоне бурой кожи. Только подергивающееся веко оставляло за собой что-то живое.

Командир роты вытолкнул меня в коридор и растворился во мраке.

Я поплелся по направлению к холлу, надеясь как можно скорее запереться в кубрике и лечь спать. Почему-то сейчас, наличие таких партнеров, как Сантист, меня полностью устраивало. Встречаться с непредвиденным и опасным в одиночку было куда сложнее, чем с человеком, у кого уже имеется в этом опыт. Я уже подбирался к своей двери, а меня до сих пор не покидала мысль, что дедушка спятил и увидел в канцелярии зеленых человечков. «Пора бы, — сказала бы моя мать. — Он давно к этому шел».

В то же время голос разума убеждал меня проверить. До канцелярии от моего кубрика не больше пяти шагов. Мы являлись соседями через коридор. Каждый день я слышал, как он инструктирует суточный наряд перед разводом на дежурство, даже если дверь моего кубрика была закрыта. Мой разум тянул меня туда. Я точно стал на линию, и ей поддался.

Вместо зеленых человечков в канцелярии меня встретил лютый холод. Ветер размахивал занавесками, балконная дверь билась о порог, по полу летали печатные листы. Все это движение сопровождалось единым звуком, исходившим от радиоприемника, давно потерявшего связь с антенной. Из динамиков раздавался треск помех, настолько резкий и заразительный, словно приемник выражал недовольство по поводу сложившейся ситуации.

Я закрыл балконную дверь и захлопнул окно. В канцелярии стало заметно тише. Движения прекратились, и я почувствовал, что комната приглашает меня присесть. Посреди кучи пепла стоял стакан с недопитым виски. Я потянулся к нему и вдруг радиоприемник взорвался оглушительным треском. Стены канцелярии точно придвинулись друг к другу, отражая звуковые волны и делая их громче. Моя голова едва не раскололась. Я зажал уши и на мгновение закрыл глаза. В следующий момент радиоприемник смолк, огласив канцелярию сухим шипящим тоном.

Когда я открыл глаза, стакан с виски стоял на краю стола, а стул плавно вертелся из стороны в сторону, будто кто-то сидел на нем, попивая горячий кофе. Это действие продолжалось около секунды. Потом стул остановился.

В одном из незапертых шкафчиков я нашел зеркальце, видавшее виды еще в те времена, когда дедушка за собой следил. Теперь он пользовался им только два раза в год. На день военнослужащих 23 февраля, а перед парадом 9 мая. В эти дни он приводил себя в такой порядок, что никто бы и не подумал про его извечные проблемы.

Я протер пыльное стекло и посмотрел на свое отражение. За мной находилась входная дверь, диван справа от нее, стеллаж с книгами слева. Все было нетронутым и мрачным, как на чердаке покинутого людьми дома. На диване мне легко представился дедушка, настраивающий радиоприемник на длинную волну. Ночью по длинным волнам пускали шансон. Он обожал шансон. Мог спать под него, есть, читать газету. Но главное, чему способствовал шансон — расслаблению со стаканом спиртного и сигаретой.

Я отошел к двери и вновь выставил перед собой зеркальце. Не знаю, что я хотел увидеть. Свое отражение, пепел на столе, стакан с виски, качающийся стул или радиоприемник. Все это разверзлось позади меня, как молчаливая картина устоявшейся жизни. Я подумал, если комната выглядит, как дедушкина канцелярия, то менять в ней что-то, равносильно искать пистолет с целью выстрелить себе в голову. Комната имела дух, который не желал, чтобы ее меняли. Ему нравилось запустение и хлам. Нравился старый запах и мрак. Нравились грязные занавески. Ему все здесь нравилось и в тот момент, когда я подносил зеркальце к лицу, я думал о том, нравлюсь ли ему сам.

Он стоял прямо за моей спиной. Прозрачный, как капля, но все же имеющий блеклый силуэт, достаточно яркий, чтобы рассмотреть его голову и плечи. Он стоял так, словно хотел толкнуть меня в спину. Я чувствовал, какой сильный от него исходит негатив. Он вытеснял меня. Давил, что есть силы, не прикасаясь к моему телу ни единой частью своей оболочки.

Я опустил зеркало и поднял голову к потолку. Под верхним плинтусом сидел таракан, но вместо него я видел лицо своего деда, извергающего страшные проклятия на одного из курсантов. Он его ненавидел. Он никогда бы не назвал причины, почему. Ненависть на курсанта, была такой же реакцией, как жажда на соль. Она либо есть, либо нет, и пытаться найти ей объяснение бессмысленно.

Я простоял под дверью достаточно долго, чтобы прийти в себя и заговорить. Таракан спрятался за плинтус, волна негатива отступила. Кто-то прошел мимо канцелярии, шаркая дряхлыми тапочками. Я вновь обратился к зеркальцу, но на этот раз не увидел ничего. Призрак исчез.

Еще какое-то время я простоял, вслушиваясь в звуки за дверью, после чего бросил зеркальце на диван и вышел в коридор. В ту ночь с дедушкой я больше не встречался.

В субботу в нашем кубрике произошло редкое событие. Рома Сантистойков не проспал развод дневальных, и перед тем как командир роты поднялся на этаж, успел вынести из туалета мусор и сделать влажную приборку. Так как Рома не имел привычки делать свою работу добросовестно, он разбрызгал воду из ведра и размазал ее тряпкой, из-за чего коридор наполнился едким запахом испарений. Постирать тряпку лишний раз в ведре он тоже не решился. Какой замывал пол в туалете, той же замывал полы и в коридоре. Воздух от этого утерял последнюю свежесть и стал настолько удушливым, что сонных курсантов, ползущих в туалет через весь этаж, трясло и бросало во все стороны, будто в роте был совершен акт химической атаки.

В свою очередь, Рома Сантистойков не чувствовал ничего, кроме геройских инстинктов от проделанной работы. И только когда у командира роты от резкого запаха заслезились глаза, он понял, что совершил очередную ошибку в своей жизни. Мой дед наорал на него так сильно, что Рома забыл, где находится его кубрик до самого обеда. Все это время он и два других дневальных оттирали стены и замывали полы уже подобающими методами. С хлоркой и жидким мылом.

Утром, воспользовавшись отсутствием Сантиста, я рассказал Мише о ночном происшествии. Вместо слов удивления мой друг поздравил меня и сказал, что теперь я тоже верю в привидения.

— Я одного не могу понять, почему дедушка видит его, а я нет?! — мы собирались на подъем флага, и времени оставалось в обрез. — Мне удалось поймать его только благодаря зеркалу!

— Наверное, он не хотел, чтобы ты его видел, — Миша спешно одевался в курсантскую форму. На центральном плацу командир роты нас всегда проверял. — Когда он понял, что ты его заметил, он разозлился. Отсюда такая волна негатива.