Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

— Он их видел! И я их тоже видел! И ты, умник, — он указал на Владика, — тоже мог бы их увидеть, если бы хоть раз подошел к дому поближе. Одну из икон видно через окно в прихожей. Еще одна стоит на подоконнике в комнате. Будьте уверены — это не православные иконы! Мой отец разбирается в таких штуках! Эти иконы работают, как дьявольские цепи!

— И пусть себе там работают, — пробурчал Владик. — Привидения нас не трогают, и мы их…

— Спасибо, мистер очко!

— Дэн, давай не пойдем туда. Это глупая затея.

— Ах ты, гад! — Рамилка швырнул во Владика ботинок. — Ты кого подговариваешь, соплежуй!!!

— Спокойно! — я вклинился в их спор, потому что Владик, схватил ботинок и собирался швырнуть его в обратном направлении. — Спокойно.

— Ну! — выпалил Рамилка. — Давай!!! Соплежуй!!! Кидай!!!

Владик глянул на меня, и поставил ботинок рядом с собой.

— Тупым примерам не уподобляюсь, — высказался он и еще ближе подсел ко мне.

— В чем состоит твой замысел? — спросил я, но Рамилка был настолько тронут спокойствием друга, что мгновенно вышел из себя.

— А ну отдай ботинок!!!

Владик поддел ботинок палкой и передал обратно.

— Мой замысел заключается в том, чтобы наведаться в эту холобуду, пока деда нет дома, — обуваясь, сказал Рамилка. — И открыть печь!

— Печь? — переспросил я. — Почему именно печь?

Рамилка склонился над костром и понизил голос до шепота.

— Потому что во всех домах печь — это сердце дьявола! Ты что не смотрел фильм «Ночь демонов»!

— Смотрел. Это всего лишь фильм.

— Идеи для фильма не рождаются, сидя на унитазе, Деня. Им служат реальные факты. Демоны прячутся в печных трубах, потому что там…

— …темно, — закончил Владик.

Рамилка покачал головой.

— У нас элементарная задача, друзья! Мы обсыплем печь кирпичной пылью. Это я у Гоголя прочитал. Нечистые кирпичную пыль не переносят. Они от нее горят. После, откроем топку! Если нечистая сила есть в доме, то мы ее увидим, как только наступит полночь!

Владик икнул. Даже на фоне алого догорающего костра его лицо стало белым, как полотно. Он был бы счастлив закончить вечер здесь, на пустыре. И пусть я его поддерживал, но я не хотел показаться перед друзьями трусом. К тому же идеи Рамилки вносили в нашу кампанию азарт и адреналин. Там, где был Рамилка, время всегда летело незаметно.

— А ты уверен, что деда нет в доме? — для надежности спросил я.

— Не забывай, Дэн, он мой сосед. Я знаю про него все.

— Откуда?

— Сегодня я своими глазами видел, как он вышел из калитки, одетый в свой еврейский сюртук, драные штаны и старые ботинки, и с сумкой побрел в сторону центра.

— Ты знаешь, куда он ходит?

— Какая разница? — огрызнулся Рамилка. — Куда можно пойти в таком виде?

— Значит, дом пуст, — пробормотал я. — Нам понадобиться фонарик. У меня он есть. Только батарейки слабые. На тот случай, если мы задержимся…

— Тащи! — Рамилка вскочил, дымя обугленной палкой. — Я пока сгоняю за кирпичной пылью! У нас полно ее за двором.

— А я? — Владик сбросил картошку с шампура и посмотрел на друзей.

— А ты… — Рамилка почесал затылок, но так и не смог ничего придумать. — Сиди здесь! И жди.

Я принес фонарик через несколько минут, и под покровом приближающейся ночи мы покинули пустырь: я — с фонариком, Рамилка — с кирпичной пылью, а Владик — с вяленой картошкой. В нашей компании никогда ничего не менялось. Кто-то предлагал, кто-то поддерживал, а кому-то приходилось идти следом.

Дом проповедника граничил с Рамилкиным, и я надеялся, что мой друг знал все мелочи, которые могут повстречаться нам на пути. Рамилка всегда был уверен в себе. Вот и сегодня уголек на его палке уже давно погас, а он не спешил выбрасывать ее в кусты. Он шел с ней, точно с факелом, а его шаг был настолько быстрым, что Владику приходилось бежать трусцой. Мы проходили мимо домов, заглядывая в окна. Люди еще не спали, но вечер медленно катился к ночи, и я побаивался, как бы мама не кинулась меня искать.

Так мы миновали несколько дворов. Перед своим домом Рамилка остановился и прошептал:

— Тихо как!

— Может, не пойдем? — Владик снова окликнул нас обоих.

— И будем дальше жарить картошку? — фыркнул Рамилка. — Нет уж! Сегодня план такой: мы идем внутрь, смотрим дом и…

— А зачем нам идти внутрь? Мы можем посмотреть через окна.

— За тем, что мы пацаны! Если найдем что-нибудь, можно прихватить с собой.

— Воровать?! — ухнул Владик. — Если мама узнает…

— А ты ей не говори. Ладно, ничего брать не будем. Только заглянем в печь и — назад. Разве вам не хочется заглянуть в этот дом и узнать, откуда валит дым? У него же, наверное, до сих пор дровяная печка!

— В этом сомнений нет, — произнес я. — Главное, чтобы нас никто не увидел.

— Не бздите, пацаны! Деда в доме нет! Доверьтесь мне!

Рамилка поманил нас за собой. Дом зардел на фоне темно-синего неба. Окна были прикрыты ставнями, на калитке висела цепь с замком. Слабый ветер мотылял тряпку на бельевой веревке.

Возле входной двери, точно ночной сторож, кренилась старая собачья будка. Собаки уже давно не было, но будка стояла на прежнем месте, внушая то ли страх, то ли смех. И то и другое предостерегало нас от опасности. Мы долго всматривались в очертания печной трубы.

— Пусто, — наконец изрек Рамилка. — Его нет.

— Ничего не видно отсюда, — возразил Владик.

— Свет в окнах не горит, — добавил я.

Рамилка потрогал цепь и навешенный на нее замок.

— Пойдем с моей стороны. Отсюда нас могут заметить. На заднем дворе есть утятник, через который дед ходил в огород. Если воспользуемся им, то выйдем сбоку от крыльца. Там другая дверь. Оттуда нырнем в дом.

— А кого ты боишься? — спросил я. — Темень такая.

— Темень что надо. Но по соседству живет скверная старуха. Поверь мне, с ней лучше не связываться. Обе ее дочери умерли от лихорадки, и ходят легенды, что она их заговорила.

— Ее зовут баба Валя, Дэн! — сказал Владик. — И все слухи про нее — чистая правда!

— Не знаю, насколько это правда, — прошептал Рамилка, переводя взгляд на Владика. — Но старуха, действительно, непростая.

Мы развернулись и через Рамилкин двор прошли на огород. Казалось, стало еще темнее. Грядки, где уже начинали всходить культуры, были черны и безжизненны. Полумесяц заслонило тучей, и свет, проникающий сквозь ее тело, ложился на землю, как туман. Я ничего не видел дальше двух-трех метров. Только чувствовал темное марево и шелест листьев, напоминающий змеиное шипение. Дрогнуло деревце. Я услышал, как ветви коснулись друг друга, издав скрежещущий звук. Рамилка остановился перед кустами, и я воткнулся в его спину.

— Смородина, — предупредил он. — Не бойтесь, не колючая. Только не ломайте ветки, а то мама мне завтра вставит люлей.