Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

Не смотря на то, что кубрик изнутри я не видел, нахождение полотенца на окошке облегчило мне душу. Я вспомнил, как моя мама любила менять мебель местами, из-за чего дом терял первоначальный вид и становился чужым. Эта смена досаждала мне всю подростковую жизнь. С тех пор я знал, что лучше вещи это те вещи, которые никогда не меняются. Стабильны, как день и ночь. Полотенце на окошке подарило мне шанс, и я надеялся, что ничего плохого за вечер не случилось. Тревоги и сомнения пойдут стороной, и мне останется лишь посмеяться с них, как люди смеются над глупыми снами. Когда дверь приоткрылась, и из кубрика потянул холодный сквозняк, я понял, что волновался не зря.

Миша не любил холод и перед тем, как лечь спать, всегда закрывал балконную дверь. Сегодня балкон был открыт. Я почувствовал это с порога и ощущение мнимой опасности вернулось. Дверь открылась шире, полоса света проникла внутрь, и между кроватями я увидел качающуюся фигуру. Сначала я решил, что это тень. Но когда свет проник глубже сомнений не осталось.

Потолки на всех этажах были довольно высокими для обычных зданий. Связано это с тем, что по уставу Вооруженных сил Российской Федерации, для проживания в кубрике определенного количества курсантов, требовалась соответствующая кубатура воздуха. Вероятно, проектировщики решили более экономичным увеличть кубатуру за счет высоких потолков, нежели общей площади. Именно высота потолка над полом сослужила Мише недобрую службу. Хотя, может быть, он так не считал.

Под ним лежал опрокинутый стул. Своей спинкой стул упирался в кровать, и я подумал, что при таком положении Миша мог бы до него дотянуться. Если бы хотел. Его тело медленно вращалось вокруг своей оси, и край стула он цеплял пальцами ног. Все казалось настолько неправдоподобным, будто сон не заканчивался, и я продолжал проваливаться в песок. Наверное, это был самый тяжелый момент в моей жизни. Я стоял, пораженный страхом и бессилием. Мои руки не поднимались, а в голове сидел один нерешенный вопрос. Почему?

Я закрыл дверь на ключ и содрал с окна полотенце. Тусклый свет попал на стены, и в сумраке я увидел мимолетную тень. Кто-то посмеялся из черного угла и, перед тем как исчезнуть, бросил мне под ноги записку. Строки гласили:

«Твой дедушка знает историю»

Эта история случилась до того, как я поступил в академию, и, если ее не рассказать, дальнейшее описание событий будет просто бессмысленным. Читатель поймет это, но не сразу. Поэтому предлагаю сесть во временной лифт и опуститься на несколько лет назад, а именно — в две тысячи третий год, когда я со своими лучшими друзьями совершил едва ли не самое большое открытие в мире. Мы нашли место, откуда мертвые начинают свой путь в вечную жизнь.

Недалеко от наших дворов находился заброшенный участок земли. Много лет назад здесь жили цыгане. После того, как народ, уставший от воровства и опасных посетителей, попер цыган восвояси, их дом опустел, обветшал и разрушился. Существенную лепту в его быструю смерть внесла местная молодежь. Дети превратили дом в аттракцион: разворотили крышу для своих игр, выбили стекла, понаделали дыр в стенах. Веселье продолжалось несколько лет, пока сельская администрация не пригнала ко двору телегу и десяток крепких ребят. За один день от дома остались только рожки, да ножки. Так, некогда пристанище цыган, преобразилось в пустырь, на который раз по осени заезжал трактор, выкашивал траву под самый корень и пропадал до следующего года.

По обе стороны от пустыря находились дворы. Слева, за хлипким деревянным забором жила глухая старуха. Она редко покидала свой дом, и мы знали о ней лишь то, что землю от неба она уже не отличала, и готовилась покинуть наш мир задолго до того, как мы появились на свет. Справа жила Сабина — девочка, в которую мы все были немного влюблены. К сожалению, она с нами почти не гуляла, а ее мама каждый раз ловила нас недоверчивым взглядом, словно мы были изгоями.

Летом пространство между двумя дворами вновь зарастало травой. Кое-где мы выкашивали ее своими силами, и однажды на вытоптанной площадке появился наш первый костер. С тех пор, на небольшом закутке ничего никогда не росло. Летом траву выжигал огонь, осенью уничтожал трактор, зимой земля промерзала насквозь и становилась безжизненной.

Вечер, когда началась эта мрачная история, я помню, как вчерашний день. Мы с ребятами собрались на пустыре и распалили костер из ореховых веток. Рамилка принес из дома сосиски, я достал несколько картофелин, Владик организовал керосин, потому что ореховая древесина плохо разгорались от спичек и бумаги.

Была суббота, и родители не спешили звать нас домой. По субботам каждый считал своим долгом отпроситься на подольше, потому что среди недели нам вообще не позволяли вырваться из дома. Школа сидела в головах наших мам и пап. Школа отнимала большую часть сил, и, хотя никто из нас не учился хорошо, а само понятие школы внушало больше терзаний, чем оптимизма, мы жили, как и полагается всем детям: сначала учеба, потом прогулки. Так учили нас с тех пор, как мы появились на свет. А нет учебы или же учеба идет слишком плохо — забудь о своих друзьях, свободе и прочих мелочах. Лишь суббота была исключением из правил. Как-то раз Рамилка высказал мысль о том, что суббота спасает даже мертвых. Никто и не подумал смеяться над его суждением, тем более что оно было произнесено под лунным небом, и встречено далеким окликом хищной птицы.

Рамилка насадил сосиску на шампур и принялся подогревать ее на костре. Мы с Владиком сидели напротив него. У меня на шампуре тоже вертелась сосиска, а у Владика — картошка.

— Воткни ее в угли, — посоветовал Рамилка.

Владик воткнул картошку в угли и тут же вытащил.

— Она не сгорит? — он с сомнением глянул на друзей. — Она же станет, как эти угли.

— Важно не это, — произнес Рамилка тоном великого вождя. — Важно, чтобы вокруг нее был жар. Если жар хороший, то и картошка испечется хорошая.

— Тогда почему ты не засунешь свою сосиску в самый центр костра? Жар там отменный!

— Потому что это сосиска, тормоз, ты! Ее жарят на огне до твердой блестящей корочки. А потом суют в угли, чтобы она пропеклась!

Вдруг его сосиска соскользнула в костер, и огонь в том месте стал ярко-желтым.

— Черт! Из-за тебя все!!! — он взмахнул шампуром, как шашкой, и опустил его на горящие ветки. Тотчас костер выдал сноп искр и окутал нас пеплом.

Мы с Владиком засмеялись, наблюдая за тем, как Рамилка пытался вытащить сосиску из огня. Действовал он, как сумасброд, решивший обогнать ветер. Следующий сноп искр поднялся кольцом, и мы были вынуждены отползти от огня, чтобы не прожечь одежду. Но тут мальчишка успокоился. Воткнул шампур куда-то в огонь и вытащил обугленный остаток.