Роберт Блох - Двойная игра

Если подумать, не так уж все плохо. Комики напивались, репетиции пропускали и раньше, перед кем надо выкрутишься и забудешь. Но не только из-за Бзика болела моя голова в ту неделю. Стычка вышла с одним из этих проклятых маленьких чудищ в телевикторине, с восьмилетним паршивцем, который помнил средний уровень каждого спортсмена в классе «А» прямо с восьмого года нашего века. Он просился из викторины своими глазами чемпионат мира смотреть. Потом возня с нашей новой звездой, нашим ковбоем: пытался вскрыть себе вены из-за несчастной любви. Я ж ему говорил, чтоб не путался с танцовщиками прежде всего. Потом…

Зачем продолжать? Такая моя работа: миротворец, нянька и опекун для них, для всех — в едином лице. Я сам себя десять раз на неделе спрашиваю: «Зачем продолжать?» И ответ всегда подкатывает: круглая сумма наградой. Но дело в том, что на этой неделе я себе задавал этот вопрос по десять раз на день.

Старый, наверное, анекдот, вы слышали. Бзик Уотерз его рассказывал, и я каждый раз смеялся. Про чудака, у которого сломалась телега и который решил сходить за лошадью с телегой к скупому соседу. Тащится он к соседу и клянет его скупость, припоминает его вечные отговорки. И так себя накрутил, что не успел сосед на колокольчик в дверях объявиться, чудак как завопит: «А иди-ка ты со своей телегой и лошадью сам знаешь куда!»

Вот в таком настроении я подъехал к дому Бзика Уотерза, и уж было мне не до смеху. Только бы обошлось без шума — не вынесу…

Машины Бзика перед домом я не увидел — плохой знак. Может, удрал от меня? На мой звонок никто не вышел, и я уверился: удрал. Меня охватила ярость, я стал стучать громадным медным дверным молотком. И здорово «промахнулся»: молотком, докрасна раскаленным на солнце, я обжег руку.

Тут, чертыхаясь, я пнул дверь ногой. И остолбенел на мгновение: дверь распахнулась.

Я влетел, внутри было прохладней. Но остыть я не мог. Кондиционер ни чуточки не помогал. А дрожал я — так это от возбуждения.

— Ладно, Бзик, — орал я, — теперь выходи! Я знаю, ты тут!

Ну малец десяти годков — и только. Но самокритика меня не тормознула, я летел через холл в библиотеку. То есть в бывшую библиотеку, Бзик, купив дом, сделал из нее бар.

Да, бар: бутылки, стаканы, куда ни глянь, уж потом, вбежав в комнату, я заметил, что обеими ногами стоял в луже ликера. Бзик развлекаться изволил.

Отразвлекался. Лежал теперь поперек софы, полностью вырубившись.

В грязном, потрепанном спортивном костюме, с двухдневной щетиной. Как же воняло от него ликером, когда я наклонился к нему и тряхнул.

— А? — пробормотал он. — Кто? Миллани, ты? У-уди…

Я придал ему сидячее положение.

— Ну, живо! — приказал я. — Со мной поедешь!

— Не… Пму я бязан ехать?

— Репетиция, вот почему.

— Не хчу репетицию. Не бязан на репетицию.

— Черт, ничего больше не слушаю! Ты живо идешь под душ, трезвеешь и одеваешься, чтоб через двадцать минут был готов. Понял?

— Ставь мя… Ты мне не босс…

Я ударил его по лицу.

Он зарычал.

— Ну…

И тут же был на ногах, шатнулся вперед. Его рука скользнула по приставному столику, сбивая стаканы на пол, пальцы сомкнулись у бутылки на горлышке. Схватив ее, он замахнулся.

Мне оставалось одно, что я и сделал. Выбросил немедля кулак и резанул его в челюсть. Он повалился назад, увлекая за собой столик. Стаканы разлетелись осколками на мраморном белом полу за краем ковра, но слышал я только противный звук, с которым стукнулась об пол, когда он грохнулся, его голова.

Все знают: без вреда это пьяному. Так и я думал, когда наклонился, тряхнул его. Но потом засомневался: будто я труп тряхнул, глаза открыты и закатились, лучше бы мне их не видеть.

Я хотел посчитать пульс. Тело казалось белее мрамора — то мрамор и был, если иметь в виду отсутствие пульса.

В комнате — жуткая тишина. Я слышал свое дыхание, но его дыхания я не слышал.

Тогда я понял…

***

Тишина стала еще плотней три часа спустя, когда я дождался того, кого ждал. Солнце быстро закатывалось, но и при тающем свете я его лицо разглядел. Он был Бзиком Уотерзом больше самого Бзика

— Джоу Трэскин, — сказал я, поднимаясь. — Ты меня помнишь? Уиллис Миллани.

Он ухмыльнулся по-дурацки.

— Босс Бзика… — проговорил.

— Был. До полудня.

— Что, черт возьми…

Я не дал ему договорить, а схватил за руку и потянул туда, за софу.

Он вытаращился на Бзика Уотерза.

— Несчастный случай, — пояснил я. И описал происшедшее. Коротко. Я знал, что следует говорить. Я все прекрасно знал, кроме одной вещи, самой для меня важной, — как он к этому отнесется.

— Понятно, — отозвался Джоу Трэскин. — Но чего вы рассказываете это мне? Вам бы лучше полиции рассказать.

Я поглядел на него пристально и покачал головой.

— Нет, Джоу.

— Нет?..

— Я мог позвонить в полицию три часа назад, когда все случилось. Но зачем? Я рассказываю — они меня сажают. И, может, даже срок за непреднамеренное убийство отсижу, при хорошем поведении — пару годков. А выйду— найду себе дельце. Не там, где сейчас работаю, но близко. Ну, в нашем лучшем отеле место дежурного в уборной.

— Простите, это ваши заботы.

— Слушай, Джоу. — Я положил руку ему на плечо. — Ты еще не усек, нет? Я не про свои заботы. Конечно, когда случилось, я сразу все, о чем сказал, живо представил. Но это не важно. Этот номер — «Господи, что ж я наделал!» — на черта он сдался?! Только я понял, что Бзик Уотерз мертв, я кончил жалеть себя и начал опять шевелить мозгами распорядителя. Знаешь, как у них котелок варит, Джоу?

— А у них котелок варит?

Он кусался — вылитый Бзик, и мне стало полегче. Я стиснул его плечо.

— Да, Джоу, да. Их работа. Моя работа. Думать и беспокоиться. Не о себе — о моих людях. Обо всех моих людях в моих шоу. Например, о тех семидесяти пяти, что заняты так или иначе в «Полном бзике». О них как раз я сейчас думаю. Лишить жизни Бзика Уотерза — одно дело, жуткое дело. Но умышленно погубить их всех, лишить заработка — это, знаешь ли, тоже… Я решил, Джоу. Этого я не сделаю.

— Но о чем…

— Слушай, Джоу. Выход простой. Ясно как день. Отлично все вижу.

— …о чем вы?

— О тебе, Джоу. С этого момента ты — Бзик Уотерз.

— Ну!..

— Помолчи, Джоу. Говорить буду я. Я все обдумал. Вот сюда сядь.

Он глянул на меня с дурацкой усмешкой, но сел. И тогда я понял: он в моих руках. Меня понесло.

— Смотри, как складывается, — сказал я. — Никто не догадался, что Бзик прятался тут. Для всех он вчера поздно вечером пустился по кабакам кутить. Сид говорил, кто-то столкнулся с ним «У Линди», я проверял и знаю, с кем он был, что делал. От тебя требуется одно: подхватить прямо отсюда.

— Но…

— Слушай меня. — Я зажег сигарету, руки уже не дрожали. — Я осмотрел комнату. Крови — нигде, а бедлам — так на обычный запой похоже. Потом: можно ж почистить. И ни у кого никаких подозрений, ведь Бзик Уотерз, как раньше, вот он!