Андерс Рослунд - Сделано в Швеции-2. Брат за брата

Он появился. Папа. Вышел, нога за ногу, из дверей «Дравы», словно возник из ниоткуда. Пальто полощется по ветру, огонек между губ.

Лео дважды мигнул дальним светом.

Отец прищурился на яркие фары и выбросил сигарету в сток.

– Ты опоздал на четырнадцать с половиной минут.

– Кофе, сынок. Разве ты не знаешь? За него надо расплатиться, его надо отлить. Я был в сортире. После того, как этот чертов Даксо вытряс из меня свои гроши.

Иван опустился на пассажирское сиденье. Но оставил дверцу широко распахнутой над тротуаром, словно желая продемонстрировать, что вовсе не бродил тут кругами в ожидании звонка от старшего сына.

– Четырнадцать с половиной минут. Что это значит? Мы куда-то спешим?

– Закрой дверь.

– Ты хочешь встретиться с папой – отлично, папа рад, но еще больше он обрадуется, если поймет, почему время опять так дьявольски важно?

– О чем ты?

– Я о том, что сегодня одна легавая прибежала в квартиру, где работаем мы с твоим младшим братом. И задавала вопросы о тебе, Лео. Где ты находился тогда-то и тогда-то, и с кем, и… ты ведь знаешь, что после такого Винсент всегда беспокоится? А когда человек беспокоится, он становится разговорчивым.

Иван взялся за ручку, но все-таки не потянул дверцу к себе.

– А разговорчивый человек, Лео, может сказать что-нибудь неправильное. Решить, что…

– Холодно. Закрой.

– … все обстоит не так, как на самом деле. Даже почувствовать себя… скажем так, использованным . Понимаешь?

Лео перегнулся через отца, бедром через живот, схватился за раму и сам потянул к себе пассажирскую дверцу.

– Поехали.

– И, ты говоришь, тебе холодно? Но ты же в шапке. Ты сидишь в машине, и на тебе шапка! Разве я не учил тебя, что настоящий мужчина не выходит на улицу в коротких штанишках? И что он не должен находиться в помещении в шапке?

Лео пожал плечами, стянул шерстяную шапочку на затылок, обнажил голову.

– Вот. Доволен? Может, прекратим трепаться и поедем? Если, конечно, ты хочешь общаться со мной?

Иван посмотрел на него. Долгим взглядом.

– Что?… Лео, ты сбрил волосы? Мужчины в нашей семье, твой дед-хорват, твой прадед… у них у всех были густые волосы, до самой старости. Гены, Лео! Хорошие гены! Густые волосы, мы же не плешивые какие. Так люди теряют волосы только от облучения или пропаганды. Ты заболел или начитался «Майн кампф»?

Ключ на полоборота вправо, педаль газа в пол, первая скорость и поворот через сплошную двойную. Они направлялись на юг. Иван сидел молча, когда ехали по Юханнесбрун, молча – весь туннель из Гуллмарсплан. Он промолчал до самых холмов Вестерберги, где они свернули на Е4; только тогда отец перестал таращиться на голое темя сына.

– И куда мы едем, с бритым черепом?

Разговаривать. И понять неправильно.

Лео отлично понял вопрос отца еще до того, как вопрос прозвучал, тогда, когда отец просто оставил дверцу незакрытой.

– Я же говорил, по телефону.

Если бы ты только знал, насколько ты прав, папа.

– Что я покажу тебе наше будущее.

Но иногда лучше не знать.

– И что это значит, Лео? Я тоже должен обриться?

Потому что чтобы участвовать в деле, тебе не нужно знать свою роль.

– Будущее, папа. Нечто, что мы построим вместе. Поймешь, когда приедем.

Потому что твоя единственная задача в этой машине, по дороге туда, куда мы направляемся, – просто быть наживкой.

Гравий хрустнул под колесами, когда двенадцать минут спустя машина свернула на площадку. Последний отрезок пути они проделали через темноту, такая же темнота была на острове, когда он навещал Сэма. Но здесь двор перед гордо высящимся двухэтажным домом и огромным красно-белым сараем купался в мощном свете, так что ориентироваться было легко.

Несколько сотен метров до ближайших соседей.

Дикие заросли по обеим сторонам дороги.

Лео подумал, что безлюдность и заброшенность делают это место идеальным. Никто не должен пострадать, когда придет время.

– Приехали.

Короткий взгляд на отца, который смотрел в ветровое окошко, не выказывая ни малейшего желания выбираться из машины.

– Вот это я и хотел показать тебе.

– Какой-то гребаный… крестьянский двор?

– Да. Если деревянные доски, стены и потолок – это все, что ты видишь. Но если ты пойдешь за мной, я покажу тебе, что он собой представляет на самом деле.

Между усадьбой и сараем росли деревья, тесно торчали ветви груш и одной-двух слив, которые никто не обихаживал уже несколько лет. За Лео, подражая его движениям, двинулась длинная тень – его собственная. Иван медленно вылезал с пассажирского сиденья и потягивался, опираясь на крышу машины.

Лео всю дорогу чувствовал, что отец сомневается. Сомнение висело между ними, вибрировало, словно электрический барьер, разделивший два передних сиденья. И теперь медлительность, потягивание и неторопливая валкая походка были отцовским способом и дальше демонстрировать нечто вроде отсутствия интереса к тому, что, как объяснил старший сын, он сейчас увидит.

– Ну же, папа, что ты об этом думаешь?

Отец не ответил – только окинул безразличным взглядом строение, на которое указывал Лео.

– Ты и я, папа. Вместе. Как ты хотел. Объект для ремонта – именно то, что нам требуется, чтобы быть вместе.

Так он вырос. Рядом с отцом, который бывал то плотником, то маляром, то разнорабочим; это означало, что Иван, чаще всего не платя налоги, приводил в порядок дома и квартиры. В прежние времена они даже несколько лет вместе владели строительной фирмой. На такое человек, чьей задачей было втемную послужить приманкой, должен был клюнуть.

– Черт возьми, папа, ты же годами носился с этой идеей – еще до того идиотского ограбления! Нам вовсе не стоило совершать его. Отец и старший сын снова работают вместе. Вот я и купил эту усадебку, для нас. Я думал, ты обрадуешься.

Выжидательное молчание. Когда отец пил, он всегда его нарушал. Но сейчас, когда в организме Ивана алкоголя не было уже два года, это молчание разбухало, наполнялось смыслом.

– Мы с тобой восстанавливаем это дерьмо вместе. Как тогда. Потом продаем с прибылью. У меня уже есть потенциальный покупатель, который хочет встретиться с нами, убедиться, что у нас есть нужные навыки. Ты разве не чуешь хорошую сделку?

К молчанию добавилась подозрительность.

Лео посмотрел на отца.

Он не думал, что приманка может не заглотить предназначенную ей приманку. Что трезвость отца отточила его сознание до кристальной ясности.

– Сделка? Лео, что за хрень ты задумал?

– Что я задумал? Я задумал наше будущее. Ты сам говорил: если смог измениться я, сможешь измениться и ты.

Дворовый фонарь бросал резкий свет на облезлый, когда-то идеально красный сарай; отец тянул время, переводя взгляд со стены на стену, с крыши на фундамент.