Андерс Рослунд - Сделано в Швеции-2. Брат за брата

Момент миновал.

Когда она проходила мимо, скрип колеса как раз прекратился, Лео остановился у двери хранилища, перед камерой, которая должна была изучить и узнать его.

Последний взгляд в направлении женщины.

Она тоже остановилась.

Проклятье.

И обернулась.

Проклятье. Проклятье!

Но не для того, чтобы посмотреть на него, а чтобы протащить свою карточку через устройство на соседней двери с табличкой «АРХИВ».

Не из-за него она остановилась.

Она не узнала его.

Лео дышал преувеличенно медленно и равномерно, чтобы заставить тело успокоиться, он просто пытался смотреть в камеру и держать перед ней удостоверение. Наконец послышалось жужжание дверного замка; он вошел.

Лео проверил часы: путь до хранилища занял минуту сорок секунд. Двадцать секунд в активе.

Помещение, где полно бурых пакетов и коробок – и нет очереди, никого перед ним, но и за стойкой выдачи – никого. Он обвел подвальное помещение ищущим взглядом: бесконечные стеллажи с вещами, конфискованными во время расследований. Так же душно, так же пыльно, как вчера. Из соседней комнаты послышался звук; комнаты было не видно, но ощущалась она как значительно бóльшая, скорее – как зал, где хранится основной объем пакетов с уликами. Звук походил на трение, но был более нежным и словно хрустящим – картон о картон, коробки задели друг друга. Звук, напомнивший, как руки обхватывают на чердаке горы старого хлама, который должен освободить место для нового хлама.

– Простите, но мне тут надо было кое-что переставить. Сегодня снова что-то забираете?

Тот же пиджак, что и вчера, красная клетчатая рубашка отлично гармонирует с потными щеками. Оскарссон. У Лео не было доступа к рабочему расписанию персонала хранилища, но он испытал облегчение и благодарность за то, что его встретил тот же человек.

– Да, сегодня снова.

– Эрикссон, да?

Лео кивнул.

– Петер Эрикссон. И у меня…

– Пусть старые преступления освободят место для новых, Эрикссон. Знаешь, сколько улик остается в наши дни после одного расследования?

– По-разному. Зависит от того, сколько выстрелов сделано. Сколько человек участвовало в преступлении. Сколько…

– Именно, Эрикссон! Именно так. Тут полно всякого барахла, потому что каждый чертов следователь считает, что оно-то и есть самое главное – барахло с места преступления, барахло из дома преступника, из дома жертвы и… сколько же времени я переставляю коробки так, чтобы освободить место для новых!

Пусть этот раздраженный, тяжко работающий человек говорит. Главное – не показать, что нервничаешь. Не рисковать, не заикаться о квитанции, распечатанной с того же краденого полицейского компьютера, что и квитанция на тестовые темные очки; она уже скользнула на деревянную стойку между ними. С именем сегодняшнего дежурного в верхнем ряду и номером из протокола изъятия – в нижнем.

– И вот, Эрикссон, при такой ежедневной рабочей загрузке – я же понимаю, что едва закончится одно расследование, как начинается следующее, – у людей просто нет времени бегать сюда и забирать старые улики.

Лео подтолкнул квитанцию к своему собеседнику, даже повернул так, чтобы тому было удобнее читать, и провел пальцем по номерам.

– Тогда – твое счастье, Оскарссон, потому что я сейчас освобожу здесь место. Десять пакетов.

Палец Оскарссона поехал по распечатке, от номера 2016-0407-BG1713, первого, до 2016-0407-BG1723, последнего. Наконец Оскарссон поднял глаза – с едва ли не виноватым выражением.

– Ну да, я тебя узнал, но… для порядка. Твое удостоверение.

Лео развернул кожаную корочку, пододвинул к нему, открытую: служебная карточка на имя Петера Эрикссона в одном кармашке, металлический полицейский жетон – в другом.

– Спасибо. Слушай, Эрикссон, оно все хранится в этих… в сейфах «Розенгренс». Видать, что-то очень ценное?

– Главное, что тут все указано правильно. Мы с тобой не должны знать, что там. Ты выдаешь мне старые улики, я их уношу и передаю дальше. И мы оба избегаем соблазна совершить какую-нибудь глупость. Разве не так?

Оскарсон наконец взял квитанцию и потащился по одному из проходов между стеллажами. Едва он скрылся в помещении, где стояли сейфы, как Лео проверил секундомер.

Он не отклонился от плана, время еще есть – двадцать одна минута. Но не более того. Облегчение от того, что за стойкой оказался Оскарссон, который узнал его и мог бы не спрашивать удостоверение, во время долгого рассказа о загруженности работой перешло в нервозность: Оскарссон, наоборот, задержал процесс, и то, что должно было занять тридцать секунд, стоило Лео двух с лишним минут.

В тишине, образовавшейся, когда дежурный перестал болтать, Лео прислушался к тому, что, по его прикидкам, происходило в соседнем помещении. Нежные скользящие звуки сменились тяжелыми, механическими; Лео узнал их. Толстые металлические задвижки покинули свои гнезда в сейфе – в те времена, когда он прибегал к куда большему насилию, чтобы добыть значительно меньше денег, «розенгренсы» стояли в каждом шведском банке. По мере того, как он вслушивался в металлическое бряканье – в самый символ налета, который он планировал, можно сказать, всю свою жизнь, – Лео постепенно охватывало чувство, которое он испытывал очень редко: беспримесное счастье.

Быть тем, что ты делаешь.

Восторг дышать и жить.

Контролировать адреналин, что-то высвобождать, что-то приберегать.

– Вот первый, чертовски тяжелый. Килограммов двадцать, не меньше.

Оскарссон подошел к стойке с четырехугольным пакетом длиной с новорожденное дитя. Он и держал его так же – в объятиях, осторожно.

– Эрикссон, да что же там такое?

Плотно упакованные купюры.

А ты не знаешь?

– Я же говорил. Понятия не имею.

Двадцать килограммов – если каждая пятисотка весит 0,96 грамма, то двадцать кило, соответственно, это примерно десять миллионов крон.

Чуть больше ста миллионов крон в десяти упаковках одинакового размера.

Оскарссон обрушил пакет на стойку и снова направился к стеллажам.

– Я могу носить только по одному. Еще девять ходок.

Бурая оберточная бумага основательно стянута такой же бурой пластиковой лентой.

Лео потянулся к пакету.

Подержал и забрал то, чего не существовало.

Купюры, которым предстояло сгореть и быть замененными, все же сохранили свою ценность.

Доказательство в расследовании, которое когда-то вел Джон Бронкс, за которое его прославляли.

Лео поставил пакет на дно одной из своих прочных коробок. Еще девять пакетов, ну да, он рассчитал правильно, обязательно останется немного места сбоку.

Часы, снова.

Еще шестнадцать минут до контрольного времени. Учитывая, что немолодой дежурный медленно двигается и болтает над каждым новым пакетом, риск оказаться рядом со штатным транспортом, задача которого – перевезти десять пакетов с вещественными доказательствами, превратился в вероятность.