Джон Макларен - Черные такси

— Семь фунтов, сорокапроцентная надбавка к цене на момент закрытия пятничных торгов. Таким образом, компания оценивается в шестьсот восемьдесят пять миллионов фунтов. Мы считаем, это весьма щедрое предложение.

— Извините, но я пока воздержусь от комментариев. Каковы ваши планы в отношении наших работников?

— Пока мы не владельцы, мы никаких гарантий дать не можем.

— Вырубить и сжечь — вот все, что вы сделаете, как уже сделали в «Фернивал».

Куилли остался спокоен. Он мог себе это позволить, так как знал, что одержит победу, и через шесть недель Хитченс будет повержен.

— Сэр Реджиналд, думаю, сейчас не время для перепалок. Уверен, вы захотите обсудить это с другими членами правления и с вашими банкирами. Конечно, мы надеемся, что вы положительно отнесетесь к нашему предложению и дадите акционерам соответствующие рекомендации.

— Семь фунтов… невелика радость. Вы прекрасно знаете, что цените нас слишком низко.

— Давайте предоставим решать вашим акционерам.

— Давайте. Полагаю, мне следует поблагодарить вас за этот звонок, хотя, откровенно говоря, не понимаю почему. До свидания.

— До свидания, сэр Реджиналд.

Итак, началось. Время покажет, что эта схватка оказалась не из числа самых бойких в Сити. Вся финансовая пресса поддерживала «Фернивал». Белые рыцари на арене не появились. Правление ИФК вскоре отказалось от сопротивления, Роберт Куилли получил новую игрушку, а «Скиддер-Бартон» — восемь миллионов за услуги. Все были довольны.

Первым новость услышал Терри, когда около десяти утра в понедельник ехал по Марилибон-хай-стрит. Он позвонил Эйнштейну и Лену, который как раз прилаживал в спальне Поппи полку для телевизора и видеомагнитофона. Едва он повесил трубку, Поппи спросила:

— Много в этот раз вложили?

— Ты о чем, Поппи, дорогая? — Лен опять сосредоточился на крепежных скобках.

— Это ведь Терри звонил, насчет очередного вложения денег, да? Ты опять в убытке?

Лен повернулся к Поппи.

— Нет, не в убытке, маленькая нахалка. Наоборот, похоже, заработаю фунтов восемьдесят или около того. Будешь хорошей девочкой, может быть, куплю тебе на них рождественский подарок.

— Если я протяну до Рождества.

— Нельзя так говорить, Поппи, даже в шутку.

— Почему? Я же о себе говорю, а не о других.

— Все равно нельзя.

— Папа, что они скажут завтра?

Лен отвернулся к своей полке. Не хотел, чтобы лицо выдало его, и несколько раз крутанул отвертку, прежде чем ответить.

— Да ничего особенного. Наверно, сообщат результаты анализов.

Он украдкой оглянулся на Поппи. Она смотрела в стену. Лен положил отвертку, подошел, сел на кровать и взял ее хрупкую руку.

— Ты не расстраивайся, Поппи, ладно? Все будет хорошо, сама знаешь.

— Ты имеешь в виду, как с Томми?

— С тех пор ситуация улучшилась. Чуть не каждый день появляются новые лекарства от кистозного фиброза.

— Тогда почему меня не могут вылечить? — Она по-прежнему смотрела в стену.

— На это нужно время, но спорим, когда тебе стукнет двадцать пять, с кистозным фиброзом покончат навсегда.

Она резко повернулась и взглянула на него, очень серьезно.

— Думаешь, я доживу до двадцати пяти? Честно?

Черт, ну что Лен мог ответить, зная, сколь велика вероятность, что завтрашние известия окажутся страшными? Он улыбнулся самой широкой, самой ободряющей улыбкой, какую только мог изобразить, и ласково потрепал дочку по рыжим волосам.

— Конечно, доживешь, родная. И до двадцати пяти, и до тридцати, и до сорока. И даже до девяноста.

— Врешь ты.

— Господи, порази меня громом, если я вру… — Он драматически поднял глаза к потолку и раскинул руки, готовый принять удар. Ничего не случилось. Он посмотрел на Поппи и подмигнул. — Вот видишь, я говорю правду.

— Да ну тебя. Никакого Бога нет.

— Ошибаешься, Бог есть.

— Чушь. А если и есть, зачем ему метать громы и молнии в толстого старого таксиста, который говорит неправду?

— Может, ты и права. Может, Бог аккурат недоумевает, что тринадцатилетняя девочка этак разговаривает с отцом. Не знаю, откуда ты этого набралась.

— От тебя, от мамы и от телека.

— Зря ты смотришь такие программы.

— Черт, да они все такие, а кстати, что мне еще делать-то?

Лен обрадовался, что они оставили опасные воды; пора сматываться, пока Поппи не стала опять серьезной. Он водрузил на полку видик, поставил на него телевизор и включил.

— Ну вот, теперь тебе удобнее смотреть. Постеры с Майклом Оуэном я позже повешу на место. Сейчас мне надо идти.

— Спасибо… Папа?

— Что, милая?

— Знаешь, я не боюсь.

— Не боишься чего, Поппи?

— Умереть.

— Ну вот, ты опять…

— Я серьезно.

— Чушь и ерунда. Ты всех нас переживешь. А сейчас мне действительно пора.

Лен быстро чмокнул Поппи в лоб и вышел из комнаты. Вниз он спустился не сразу, прежде надо успокоиться. Джин незачем видеть его в таком состоянии.

Финансовая новость понедельника дошла до Терри не сразу. В последнее время все шло наперекосяк. В пятницу полисмен остановил его из-за чадящего выхлопа, и он целый день проторчал в транспортном отделе. В субботу сходил на футбол, полюбовался, как «Блэкборн» разгромил «Уэст-Хам», потом поехал к Марше мириться.

У них и раньше случались размолвки. Характер у Марши был вспыльчивый, что да, то да, но обычно спустя двадцать четыре часа она более или менее остывала. Конечно, приходилось умасливать, но в конце концов она принимала поцелуйчик, а еще через десяток минут они утешались в постели. Правда, она сказала, что другого шанса ему не даст, но ведь на сей раз он действительно ничего не сделал, верно? Не затащил девчонку в постель. Ну, подумайте, даже выпивкой ее не угостил, не говоря уж о том, что она пришла в «Орел» раньше него. Поболтал с малюткой о том о сем десяток минут, только и всего. Разве это причина разрывать помолвку, а?

Чем больше он размышлял, тем больше верил, что потерпевшая сторона — он сам. Марша, которой полагалось быть совсем в другом месте, заявилась в паб, засекла его и девчонку, сделала совершенно превратные выводы и оставила его торчать в окошке, без штанов, с кольцом в заднице. Затормозив возле ее дома в Чигуэлле, он уже был уверен в себе. Почти как всегда.

Дверь открыла мать Марши, женщина пышная, дебелая, призрак будущего Марши, и выглядела она сегодня странновато. Двойной подбородок колыхался из стороны в сторону, глаза прищурены, нос наморщен. В целом впечатление не слишком приятное.

— У тебя хватает наглости явиться сюда! Что надо?

— Где Марша?

— Не твое дело, мерзкий распутник.

— Да будет тебе, Дирдре, разве можно так обзывать будущего зятя!

— Будущего кого? Да за то, что ты сделал с бедняжкой, тебя надо повесить, утопить и четвертовать.