Саймон Бекетт - Множественные ушибы [litres]

Он угрюмо посмотрел на меня и, засадив последний гвоздь в доску, перешел к другому краю.

– Байард – хороший кабан. – В его голосе прозвучала гордость. – Раз или два покроет свинью, и дело сделано. – Арно вынул очередной гвоздь изо рта и в три удара молотка вколотил в доску. – Разве можно отказываться от такого производителя только потому, что у него плохой характер?

– А свинья, которую вы только что забили?

– Была бесплодной. Я несколько раз подпускал ее к Байарду, и все без толку. Если свинья не поросится, она мне не нужна.

– Не удивительно, что кабан сходит с ума – вы же убиваете его свиней.

Арно рассмеялся.

– Байарду на них наплевать. Ему не терпится дождаться потрохов.

Он встал, поморщился, потер спину и сунул мне молоток с гвоздями.

– Займись, хоть какая-то от тебя польза будет.

Оставив меня завершать работу, Арно, не оглядываясь, ушел.

Лондон

После ночного исчезновения Хлои мы помирились. Правда, факт остался фактом, но этой темы мы избегали. Я решил принять за правду то, что сказала Хлоя, и поверить, что в ту ночь ничего не произошло. Она же всячески старалась не вспоминать свое мимолетное прегрешение. Если бы я не задумывался, могло показаться, будто между нами все осталось по-прежнему.

Нет, не осталось.

Время от времени я снова стал встречать Хлою после того, как она заканчивала работу в баре. Ни один из нас не хотел признать подоплеку моего энтузиазма. А она была такова: я ей больше не доверял. И это являлось частью молчаливой сделки, какую мы заключили между собой.

Однажды я застал Хлою в баре с мужчиной. Он сидел на высоком табурете, она стояла рядом, и я решил, что он – посетитель. Но затем увидел, как они склонились друг к другу и с каким мрачным лицом Хлоя слушает то, о чем он говорит.

Когда я вошел, она подняла голову, и я заметил, как то ли от испуга, то ли от опасения, что может случиться неприятность, расширились ее глаза. Мужчина тоже повернулся в мою сторону, но я, не обратив на него внимания, изобразил подобие улыбки и произнес:

– Привет! Ты готова?

Лицо Хлои нервно подергивалось.

– Ты сегодня рано, Шон.

Ее взгляд метнулся в сторону мужчины. Он смотрел на меня, и я тоже поглядел на него. Хлоя еще больше разволновалась.

– Шон, это Жюль.

– Привет, Шон, – кивнул тот.

Ему было лет тридцать, недурен собой, со щетиной на подбородке и тренированным в спортзале телом, чем он, видимо, старался компенсировать свои оттеняющие глаза почти по-женски длинные ресницы. Кожаная куртка и нарочито потертые джинсы были из явно дорогих и никак не тянули на образ эдакого свойского парня.

Я сразу сообразил, кто он такой. Он посмотрел на меня снисходительно, словно тоже догадался, кто перед ним. Я повернулся к Хлое:

– Когда ты будешь готова?

– Через десять минут, – ответила она, не глядя в мою сторону. И с опущенной головой торопливо отошла кого-то обслужить.

Я чувствовал на себе взгляд того, кого она назвала Жюлем. Вот тогда я пожалел, что бросил курить. Было бы чем занять руки.

– Так вы учитель? – спросил он.

– В данный момент. – Мне не понравилось, что Хлоя обсуждала с ним меня.

– В данный момент? Звучит так, словно у вас большие планы на будущее.

Я промолчал, а Жюль развалился на табурете. Я не спрашивал, чем занимается он. Мне совершенно не хотелось этого знать.

– Так, значит, это вы с Хлоей.

– Что мы с Хлоей?

– Ничего. – Его явно забавлял наш разговор. – Я слышал, не так давно вы встретили моего приятеля.

– Не припоминаю.

– Парня по имени Ленни.

Тот напугавший нас ночью на улице тип. Хлоя назвала его Ленни. Жюль сполз с табурета.

– Пожалуй, пойду. Передайте Хлое, мы еще увидимся.

Я не ответил и, расцепив руки, остался дожидаться, когда Хлоя закончит работу. Мы вышли на улицу, и я надеялся, что она что-нибудь скажет. Но она молчала.

– Кто это был? – наконец спросил я.

– Просто клиент.

Я остановился, а Хлоя, стуча по тротуару высокими каблуками, сделала еще пару шагов и лишь тогда обернулась. В этот миг она впервые с тех пор, как я пришел в бар, посмотрела мне в лицо.

– Не надо, Хлоя!

– Что не надо?

– Не обращайся со мной как с идиотом. Это был он?

– Если ты все заранее знаешь, то какого черта спрашиваешь?

– Чего он хотел?

– Ничего.

– Тогда зачем его принесло в бар?

– Выпить. Люди приходят в бар, чтобы выпить.

– Ты с ним собираешься снова встречаться?

– Нет. Но не мне диктовать, кому приходить, а кому не приходить в этот чертов бар.

Она поспешно двинулась вперед. Я догнал ее и загородил дорогу. В свете уличного фонаря от губ поднимались два светлых облачка – нашего дыхания.

– Хлоя… – Слова застревали у меня в горле. – Что происходит? Ради бога, поговори со мной.

– Не о чем разговаривать.

– Тогда почему ты такая?

– Господи, да отвяжись ты от меня! Я же тебе не принадлежу!

– У меня такое чувство, что я вообще тебя не знаю!

– Возможно, так и есть!

Ее глаза блеснули то ли от слез, то ли от злости. И от этого моя злость вспыхнула еще сильнее.

– Ладно. Забудь обо всем, что я говорил. Я собираю вещи и ухожу.

Теперь вперед пошел я, но вскоре услышал ее торопливые шаги за спиной.

– Шон! – Я остановился и повернулся. Хлоя обняла меня и положила голову на грудь. – Не надо.

Я испытал облегчение.

– Я не вынесу, если ты станешь встречаться с кем-то другим. Пожалуйста, не крути со мной. Скажи сейчас все, как есть.

– Извини. Не буду. Обещаю.

Хлоя прижималась ко мне, и мне нравилось ощущать теплоту ее тела. Я посмотрел поверх ее головы на безрадостную цепочку убегающих вдоль улицы желтых огней. Свежий воздух был пропитан едким привкусом от невидимой реки. Я погладил знакомый изгиб ее спины, все больше проникаясь холодным, отстраненным чувством уверенности, что Хлоя лжет.

– Мне нужен цемент.

Матильда подняла голову. Когда я пришел вернуть поднос после завтрака, в кухне было пусто, и я решил, что она в огороде. Рядом с Матильдой стояла пластмассовая миска с только что сорванной фасолью, но сама она, опустившись на колени, занималась с клумбой. И прежде чем ответить, отвернулась и вырвала змеящийся между цветами сорняк.

– А больше пока нечем заняться?

– Я вырубил, что мог, и прежде чем переходить к другому участку, надо все закрепить на этом.

На прошлой неделе работа спорилась, но пришлось вытащить столько расшатавшихся камней, что верхний этаж дома выглядел так, словно готов был рухнуть. Я надеялся, что это поверхностное впечатление и ничего подобного не случится, если выполнить работу хорошо. Но тем не менее не хотел оставлять стену в таком виде надолго.

Следовало поговорить с Матильдой о цементе несколько дней назад, но я все откладывал. После того что произошло в придорожном баре, не хотелось испытывать судьбу и покидать ферму. И мне казалось, Матильде тоже.