Эли Ленд - Хорошая я. Плохая я

– Почему? Вы ни в чем не виноваты.

– Нет, но нам, наверное, следовало бы лучше подготовить тебя. Возможно, нам следовало более открыто обсудить кое-что.

– Что именно?

– Джун однажды позвонила мне в выходные и сказала, что твоя мать сообщила кое-какие подробности о том вечере, когда был убит Дэниел.

Тот разговор, который я подслушала, когда сидела в нише.

– Мы подумали, что не стоит тебе об этом говорить, мы не предполагали, что адвокаты будут так нападать.

– А что именно она сказала?

– Чушь несусветная, судья отклонил ее заявления с ходу. Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить сегодня то, что ты пережила.

– Все в порядке, честно. Вы мне очень помогли, Майк.

– Надеюсь, что так. По крайней мере, теперь можно по-настоящему заняться тобой, твоим лечением, которое необходимо, чтобы ты полностью восстановилась.

– Моим лечением будете заниматься вы?

– В той мере, в какой смогу, да.

– В той мере, в какой сможете?

– Не бери сегодня это в голову, Милли. Все, что тебе нужно сегодня, это как следует выспаться, ты этого заслуживаешь.

Заслуживаю ли?

Я засыпаю быстро, сказываются две ночи без сна, глаза закрываются, и сон переносит туда, куда хочется меньше всего. Маленький мальчик сидит на краю моей кровати, в широко раскрытых глазах читается страх. Не могу дышать, говорит он, не могу дышать.

Восемь ступенек вверх. Еще четыре.

Дверь направо.

Я клянусь говорить правду, только правду.

И ничего, кроме правды.

Вот она, вторая причина, кроме празднования шестнадцатилетия,

которое ты мне собиралась устроить.

Почему я сдала тебя.

Ты была на работе, я осталась дома одна.

Я видела Дэниела, не через глазок, я вошла в комнату.

Запасной ключ, я знала, где он лежит.

Он свернулся калачиком, крошечное тело в углу кровати.

Он пошевелился, когда я вошла и закрыла дверь за собой.

Бледное личико, нехватка свежего воздуха. Черные круги под глазами.

Он просился к маме. Да. Скоро ты ее увидишь, сказала я ему.

В его карих глазах мелькнула радость.

Я прижала его к себе, согрела.

Твой голос в моей голове, слова, которые ты говорила его матери,

чтобы она отдала его тебе.

А что, если ваш муж придет за вами, Сьюзи?

Что, если будет избивать вашего сына? И даже хуже.

У меня есть знакомые в Америке,

работают в комиссии по усыновлению.

Дэниела ждет любящая семья, лучшая жизнь.

Только никому не говорите, Сьюзи.

Я дала ему плюшевого медведя, своего, на ухе вышито мое имя.

Закрой глазки, сказала я, загадай желание.

Я сжимала его крепко, очень крепко,

пока весь воздух не вышел из легких.

Я задушила его. Когда я вышла, ты стояла за дверью, вернулась раньше с работы. Твоя очередь подсматривать в глазок.

Ты посмотрела на меня так, как никогда раньше не смотрела.

Ты моя дочь, сказала ты. С гордостью.

Я никогда не говорила тебе, мама, что сделала это

для того, чтобы спасти его.

Не для того, чтобы порадовать тебя.

Когда я сказала, что рассказала в полиции все, почти все,

вот что имела в виду.

Именно так она спросила вчера, когда мы закончили поздний воскресный завтрак вместе с Майком и Саскией и собирались все разойтись по своим комнатам. Так что с твоим небольшим дельцем, уладилось? Все в порядке, спасибо, но я бы не хотела об этом говорить. Она улыбнулась, кивнула и сказала – нелегко, наверное, жить, когда не можешь говорить, о многих вещах не можешь говорить. С ударением на «многих». Неприятное чувство, как из семени прорастает у меня в животе. Ящик Пандоры приоткрылся. Она что-то знает. Что именно она знает?

Откуда могла узнать? Мы с Майком вроде бы соблюдали все меры предосторожности.

Сегодня последний день сдачи работ на художественный конкурс, победитель будет определен на следующей неделе. Первым делом, придя в школу утром, посылаю сообщение МК. Мы договариваемся встретиться в конце занятий, и, когда я прихожу, она говорит, что я последняя.

– Все участники сдали работы на прошлой неделе, когда ты… отсутствовала.

Я не хочу становиться параноиком, но она сделала паузу, зазор перед тем, как закончить фразу, как будто ей была неприятна мысль о том, где я была, чем занималась. Возможно, я это все сама сочинила, как и в случае с Фиби. Скорее всего.

– Почему бы тебе не разложить все твои рисунки в том порядке, в каком ты их делала, и мы из них выберем пять для конкурса.

Пока раскладываю твои портреты, думаю о том, что суд продолжается, ты сидишь на стуле, в наручниках, впереди тебя ждет тюрьма, никакого общения со мной. Ты не сможешь справиться с этой потерей. Потеря Люка изменила все, твои желания стали темнее, страшнее. Ты томилась, тебе недостаточно было только нас двоих, ты привела Джайдена, первого мальчика, когда не прошло и года после ухода Люка. Любовь – это смазка жизни, какой бы извращенной любовь ни была, и ты брала ее из наших отношений. Откуда ты будешь брать ее теперь? Ты можешь, конечно, убедить женщину из соседней камеры проглотить язык. Возможности найдутся всегда, говаривала ты, было бы желание позабавиться.

МК прерывает мои мысли.

– Надо же! Теперь, когда ты их положила рядом, все становится ясно!

– Что становится ясно? – спрашиваю я.

– Сюжет. Они как фрагменты одного пазла.

Потом она задает мне неожиданный вопрос:

– Скажи, теперь ты чувствуешь себя спокойней у Ньюмонтов?

Лицо на рисунках сильно изменено, черты искажены, глаза не такого цвета, как у тебя. Я уверена, что прототип узнать невозможно.

– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду.

Она трясет головой и говорит:

– Неважно. Я бы порекомендовала кроме этих двух рисунков вон тот, последний, а ты выбери еще два, лучше такие, на которых видна глубина светотени.

Кто-то здоровается, проходя мимо класса. МК отвечает – заходи, Джанет, это ты? Но дверь в коридор открывается и закрывается снова, приглашение МК не расслышали.

– Подожди одну минутку, – говорит она. – Мне нужно с ней переброситься парой слов.

В комнате становится пусто, не так уютно, после ее ухода. Я выбираю еще два рисунка, чтобы было пять, и оказываюсь возле ее стола, открываю ее ежедневник. Запись на самоклейке – «Заказать глину!». Почерк у нее нарядный, буквы в петельках и завитках. С любовью выписаны. У буквы «у» в слове «глину» хвостик длинный и обвивает остальные буквы, такое чернильное объятие. Из-под последней страницы ежедневника проступает кусочек плотного картона. Золотистый. Каллиграфическая надпись. Я достаю его. Приглашение на свадьбу, имена жениха и невесты мне ни о чем не говорят, да не имена меня интересуют, а конверт. На нем адрес, адрес МК. Я знаю, где эта улица, мы ходили по ней с Морган. Кладу на место конверт и открытку, слышу, как открывается дверь в конце коридора, и быстро возвращаюсь к своим рисункам.