Джейн Корри - Кровные сестры

Я говорила себе это каждый день после выступления в суде.

Робин забарабанил пальцами по столешнице – школьная привычка – и заговорил негромко и быстро, словно сам с собой:

– Криспин превысил скорость, но он мог сослаться на то, что дело решил твой толчок. Скажи ты правду, он получил бы меньший срок. Но он тебя изнасиловал, и ты сочла это смягчающим обстоятельством для обмана.

Не в силах смотреть ему в глаза, я разглядывала сертификаты на стене, но когда Робин договорил, молчание стало оглушительным. Я снова повернулась к нему.

Он поскреб подбородок – этот жест тоже был хорошо мне знаком – и провел пальцами по волосам, как в школе, когда решал задачу по математике.

– Знаешь, мы сможем выстроить эффективную защиту.

Его голос звучал напряженно, будто он опасался меня, несмотря на «смягчающее» обстоятельство, однако на лице читалось безусловное сочувствие. Это мой старый друг, напомнила я себе. Единственный человек на земле, который понимал меня в юности.

– Правда? – с робкой надеждой спросила я. Я опустила глаза, но тут же вновь посмотрела на Робина, потому что от его пытливого взгляда было не спрятаться: – Прости меня… за все.

Он хотел что-то ответить, но зазвонил телефон.

– Да!

Прежний Робин никогда не говорил таким тоном.

– Скажите ей, буду через минуту! – Он встал. – Мне нужно кое с кем посоветоваться. Боюсь, тебе придется прийти еще раз – нам предстоит многое обговорить.

– Запишусь из дома, – пробормотала я. – Только с расписанием сверюсь.

Едва Робин вышел, я схватила мобильный. Сейчас в мире есть только один человек, который сможет меня понять.

Пожалуйста, ответь, молила я про себя.

Он взял трубку на седьмом гудке.

– Это я, – задыхаясь, начала я. – Прости, что не отвечала на твои звонки, но мне необходимо увидеться прямо сейчас. У меня… беда.

– Успокойся, – сказал Свинцовый Человек своим глубоким спокойным баритоном. – Скажи, где ты, и я за тобой приеду.

Я никогда не приводила к себе никого, кроме мамы. Но сейчас мне больше никуда не хотелось идти. И не хотелось ничьей компании, кроме Клайва.

Он не задавал вопросов, чувствуя, что я не хочу разговаривать. Он просто помог мне дойти до двери – меня трясло – и довел до дивана.

Не дожидаясь просьб, он поставил чайник и вскоре принес мне кружку кофе.

– У меня с собой бренди, – сказал он. – Я помню, что ты не пьешь, но сейчас тебе не помешает капелька чего-нибудь крепкого.

Я не возражала, с благодарностью отхлебнув из фляжки. Индийское покрывало с дивана было накинуто мне на плечи. Я хотела, чтобы Клайв присел рядом, но он ходил по комнате, разглядывая обстановку.

– Это ты?

Он взял нашу с Китти фотографию, где мы вдвоем стоим в школьной форме. Снимок лежал наверху стопки, которую мама привезла в свой прошлый визит, решив, что мне «захочется» их посмотреть и вспомнить «прежние времена». На самом деле мне хотелось выбросить это барахло в мусорный контейнер, но я не решилась – вдруг мама хватится?

– Да, – хрипло ответила я. – Я и… Китти.

– Старательная первая ученица…

– Неправда, – нервно возразила я.

Он ободряюще улыбнулся:

– О чем это ты?

Чашка кофе обжигала пальцы. Я вспомнила о покрытом рубцами лице Криспина.

– Я не могу сказать.

Клайв подошел ко мне и обнял за плечи. Его лицо оказалось совсем близко. Я ощутила его запах.

– Если хочешь поговорить, я готов выслушать, – мягко сказал он. – Если не хочешь, все нормально.

И я заговорила. Я призналась во всем.

Выговорившись, я ожидала, что он встанет и уйдет, но вместо этого Клайв начал расстегивать мою блузку. Надо было его остановить, но я не могла – все казалось абсолютно естественным, будто мы уже давным-давно встречаемся.

– Ты позволишь? – мягко спросил он.

Я кивнула.

И он занялся со мной любовью так нежно и страстно, что счастье переполнило меня.

Июнь 2017 г.

Переехав к Джонни несколько недель назад, Китти не поверила своим глазам: да это же целый особняк! Столько комнат, и большие открытые залы с дверями, которые ведут в необъятный внутренний двор с бассейном. Здесь даже просторнее, чем там, куда Китти однажды ходила на вечеринку… Еще бумажные фонарики в саду… Но воспоминание поблекло и растаяло.

– Это твой новый дом, – сказала мамаша Джонни. – Называй меня Джинни… – Осекшись, она залилась краской: – Конечно, ты не можешь произнести это вслух, но если про себя ты будешь звать меня Джинни, мне будет приятно… Тебе чего-нибудь хочется? Если да, попробуй показать на доске с картинками. Прислуга скоро придет… А пока я покажу тебе вашу новую комнату. Джонни, наверное, уже там. – Она снова порозовела: – Он так рад вернуться…

Спальня оказалась огромной, с двумя широкими кроватями. Возле кровати Китти стоял специальный подъемник («чтобы прислуга и я могли поднимать тебя по утрам, дорогая»), а рядом туалет и ванная только для них с Джонни.

– Иди в постель, – сразу сказал Джонни, когда Называй-меня-Джинни ввезла инвалидное кресло с Китти в спальню.

Внутри Китти все перевернулось, будто говоря: «Ты что, шутки шутишь? Мне больше не хочется этих глупостей». После кровотечения Китти прониклась убеждением, что в ней сидит монстр, а вовсе не младенец. Разве младенец может так брыкаться? Чем скорее он вылезет, тем лучше. А пока он все растет и растет.

– Я уверена, Китти хочет отдохнуть, – возразила Называй-меня-Джинни.

Китти и Монстр с облегчением выдохнули. Хоть кто-то их понимает.

Китти не сразу привыкла к новой жизни.

– Представляешь, уже июнь! – сказала Называй-меня-Джинни, перевернув страницу настенного календаря.

Во многом здесь было лучше, чем в прежнем доме. Еда – когда захочется и вдоволь. Никакого принуждения насчет отхода ко сну. Телевизор прямо в спальне – огромный, во всю стену.

Но в других отношениях здесь было хуже. Джонни постоянно хотел Китти к себе в постель и по ночам, и днем. Лапал ее без стеснения. Подумать только, что раньше Китти доставляли удовольствие эти телячьи нежности!

– Тебе тут хорошо? – допытывалась Пятничная Мамаша, приезжая иногда.

– Ничего, – брызгая слюной, лопотала в ответ Китти.

– Господи, как я хочу понимать, что ты говоришь! Я чувствую себя виноватой, что не ухаживаю за тобой сама… – Потом она принималась любоваться огромным животом Китти. – Скоро ты будешь мамой, а я бабушкой! Это чудо! – говорила она с мокрыми глазами. – Но я всем сердцем надеюсь, что мы как-нибудь справимся.

Китти уже не приходилось видеть Помыкашку, но отец и братья Джонни вовсе не были рады невестке.

– Это отвратительно! – не выдержал один из них, когда Китти, чавкая, поедала за общим столом спагетти болоньезе.