Мишель Сакс - Ты создана для этого

И все же этого недостаточно. Они оценивают тебя в восемь или девять баллов из десяти максимальных, но, когда ты открываешь рот, на их лица словно набегает тень. Они говорят, что твоя оценка стремительно падает.

Ты слишком эксцентричная.

Ты слишком надоедливая.

Ты слишком амбициозная.

Ты слишком, слишком, слишком…

А теперь еще и это.

Теперь это.

Я свернулась калачиком на полу в ванной и там и уснула. Меня нашла там Джилл. Она пришла за очередной подписью; у нее был запасной комплект ключей. Вызвали врача, рана оказалась инфицирована, у пациентки были все признаки нервного срыва, но состояние поддавалось корректировке. Они вычистили из раны гной, закачали в мои вены антидепрессанты. Психолог задал мне кучу бессмысленных вопросов, делая какие-то пометки в своей папке.

Джилл позвонила и сказала, что босс порекомендовал мне взять долгосрочный отпуск. «На полгода, – сказала она. – Чтобы дать вам столько времени, сколько вам необходимо».

Конечно, мы обе знали, что это значит.

Я осмотрела квартиру, прекрасно понимая, что не могу здесь больше оставаться.

Именно тогда я позвонила Мерри. Мерри, застрявшей на своем острове на холодном балтийском побережье. Бессовестный муж отправил ее в вынужденную ссылку, отяготив при этом маленьким ребенком. Я хотела увидеть их, Мерри и Сэма, в Швеции. Такое представление нельзя было пропустить. Я хотела увидеть ее несчастной, страдающей. Этим я успокоила бы свои собственные душевные муки. Я дождалась, пока все заживет настолько, что можно будет лететь, и заказала билеты на самолет.

Ах, эти продуманные планы! Я не могу сказать, что не пыталась все взвесить. На какой-то миг я подумала, что мы все можем иметь именно то, чего хотим. Мне показалось, мы обе могли от этого выиграть.

Я смогу быть счастлива, Мерри – свободна. Это казалось вполне возможным. Казалось, в этом есть смысл.

Но нет. Просто иллюзия, просто самообман.

Я сказала ей вчера вечером, что сделала это ради нее.

Это неправда.

Я сделала это ради себя. За все неприятие и жестокость, за все, что было у меня украдено, за все, чего я была лишена. Око за око, зуб за зуб – вот что это такое.

Сейчас она в полиции. Детектив будет делать какие-то пометки, внимательно следить за выражением лица Мерри, пока та говорит. Почему я так поступила? Почему я рассказала ей все или хотя бы часть всего?

Потому что я хотела раскрыть перед ней все карты. Я подумала, пусть она сама решает, какую правду рассказывать следователю. Я приму любое ее решение. Я готова. И приму его с радостью. Потому что слишком устала, чтобы бороться.

Мы обнялись прошлым вечером. Мы крепко держались друг за друга. Этим утром она слабо улыбнулась мне. Она делает вид, что понимает. Как будто между нами все улажено, будто чаши весов уравновешены. Но кто может сказать наверняка?

Судьба, хладнокровная сука, самая безжалостная любовница из всех. Пусть она сама решает, что со мною будет. Пусть решает раз и навсегда.

Видишь, папочка, оказывается, я тоже игрок.

Детективу Бергстром хотелось дать мне пощечину. Это было видно по ее лицу. Она даже спрятала руки под стол, чтобы не поддаться соблазну.

– Думаю, она не могла этого сделать, – снова повторила я.

– Но только вчера вы говорили…

– Я понимаю, что лишь срывала на ней свое зло. Это несправедливо. Она моя подруга, детектив. Зачем ей причинять вред моему ребенку?

– Вы берете назад все, что говорили о ней?

– Я совершила ужасную ошибку, – вздохнула я. – Такое даже предположить было страшно. Я поняла это вчера вечером.

– То есть вдруг оказалось, что она вовсе не завидовала вам. И вовсе не пыталась украсть у вас мужа. Она больше не злобный манипулятор?

– Она моя лучшая подруга.

– Значит, она не знала, куда вы идете?

– Нет. Она все утро была дома. И никуда не выходила. Она что-то пекла. И не могла выйти из дому, пока духовка была включена.

– Пекла? – переспросила детектив. – И, как я полагаю, она утром контактировала с Конором? Достаточно, чтобы объяснить наличие ее ДНК на его теле. На его одеяльце. На одеяле, которым удушили вашего ребенка!

– Да, все правильно, – кивнула я. – Я могу это подтвердить.

– Мерри, вы осознаете, что говорите?

– Вполне.

– Вы снимаете с нее все обвинения. Вы лишаете нас возможности преследовать Фрэнк в судебном порядке.

– Зачем вам ее преследовать? – удивилась я. – Она этого не совершала.

Детектив Бергстром нервно сдавила виски. Она была крайне раздражена, но кто мог обвинить ее в этом?

– Мерри, вы понимаете, что подозрение, вероятно, снова падет на вас?

– На самом деле нет, – покачала я головой. – Не падет.

– Но ведь кто-то это сделал, Мерри! И я голову даю на отсечение, что не успокоюсь, пока не узнаю, кто именно.

– Детектив Бергстром, – возразила я, – думаю, мы обе знаем, что расследование должно довольно скоро закончиться. – Моя собеседница сложила руки на груди. – Я провела собственное расследование, – продолжила я. – Такие случаи очень трудно доказать, верно? Дети, которые умирают от асфиксии. Как там говорится? «Единственное отличие между синдромом внезапной детской смерти и удушением – наличие признания». Вот и все. Фактически их невозможно отличить.

– Невероятно, – воскликнула она. – Мерри, вы – просто нечто!

– У вас нет признания, детектив Бергстром. Это была не я. И это была не Фрэнк. Я была очень откровенна с вами. Я дала вам всю информацию, которую могла. Рассказала, как все произошло.

Я глотнула воды, вспоминая все, что хотела сказать раньше.

– Я благодарна, мы с мужем искренне благодарны за все ваши усилия. За все, что вы сделали, чтобы разобраться в причинах смерти нашего сына. Но что, если вы с самого начала ошибались? Что, если это просто ужасная, трагическая случайность, синдром внезапной детской смерти? Необъяснимой. Что, если здесь нет ничьей вины?

Детектив Бергстром хлопнула рукой по столу.

– В этом кто-то виноват, – прошипела она. – И мы с вами обе знаем это.

Я покачала головой:

– Нет. Я не думаю, что это правда.

Она сидела и молча смотрела на меня через стол.

– Правда, – произнесла она наконец. – Позвольте мне рассказать вам, что я узнала насчет правды, Мерри. Она всегда со временем выходит на свет. Она всегда в конце концов выясняется.

– Я бы хотела поехать домой, – сказала я, вставая.

– Конечно, – согласилась она. – Но пока я не забыла, хочу вам кое о чем сказать. Об одной любопытной детали.

Она улыбнулась мне, и ее улыбка была далеко не дружелюбной или доброй.

– Речь о Сэме, которого не было в то время, когда умер Конор. Вам следует спросить его, где он был в тот день, – промолвила она. – И по какому поводу.