Стюарт Тёртон - Семь смертей Эвелины Хардкасл

Как ни странно, я раздражаю сам себя.

Капитан Харрингтон торопит увальня Сатклиффа, но тот просит подождать минуточку, роется у меня на полках, потом принюхивается, подходит к кровати и торжествующе достает из-под матраса припрятанную бутылку виски.

– Вперед, друзья! – Он откупоривает бутылку и делает большой глоток.

Харрингтон укоризненно качает головой и выводит нас в коридор. Сатклифф начинает громко рассказывать какой-то скабрезный анекдот, утихомирить его не удается. Завязывается шутовская перебранка, от которой у меня сводит скулы. Дэнс не выносит никаких излишеств и давно бы ушел вперед, но мне не хочется бродить по темным коридорам в одиночку. Не остается ничего другого, как идти на два шага позади этих клоунов, что спасает меня как от необходимости поддерживать разговор, так и от возможных поползновений лакея.

В вестибюле нас встречает некий Кристофер Петтигрю, тот самый скользкий тип, с которым Даниель беседовал за ужином, – тощий, язвительный, с темными сальными волосами, прилизанными на пробор. Те же сутулые плечи, те же хитрые глаза; сначала он взглядом обшаривает мне карманы и лишь потом смотрит в лицо. Два дня назад я подумывал, не станет ли он одним из моих обличий, но если это так, то я, по-видимому, поддался его слабостям: он навеселе и с радостью хватает бутылку, протянутую приятелями. Кстати, мне виски не предлагают, так что даже отказываться не нужно. Впрочем, меня вполне устраивает, что Эдвард Дэнс не входит в эту веселую компанию: они явно приятели, но какие-то натужные, как люди, случайно оказавшиеся на необитаемом острове. К счастью, чем дальше мы уходим от особняка, тем сдержаннее становятся шутки, ветер и дождь сдувают смех, замерзшая рука с бутылкой прячется в теплом кармане.

– Эй, а сегодня к вам приставал Рейвенкортов прихвостень? – спрашивает скользкий Петтигрю; холод ужимает его до пары лживых глаз над шарфом. – Как там его зовут? – Он прищелкивает пальцами, стараясь вспомнить имя.

– Чарльз Каннингем, – рассеянно говорю я, почти не слушая, и замечаю, что поодаль, среди деревьев, за нами кто-то крадется.

Силуэт нечеткий, но там мелькают ливрейные цвета. Я невольно касаюсь горла, на миг ощущаю прикосновение ножа. Передергиваюсь, щурю подслеповатые глаза, пытаясь выжать из них хоть толику зрения, но злодея больше не вижу.

– А, точно, проклятый Чарльз Каннингем, – радуется Петтигрю.

– Он что, расспрашивал об убийстве Томаса Хардкасла? – спрашивает Харрингтон, решительно глядя навстречу ветру – очевидно, по давней флотской привычке. – Говорят, он сегодня утром поцапался со Стэнуином.

– Вот нахал, – ухмыляется Петтигрю. – Дэнс, а у вас он ничего не вынюхивал?

– Насколько мне известно, нет, – отвечаю я, глядя в лес.

Мы приближаемся к месту, где я заметил промельк ливреи, но это оказывается красный флажок, прибитый к стволу. Разыгравшееся воображение повсюду видит чудовищ.

– А зачем это Каннингему? – спрашиваю я своих спутников.

– Ему Рейвенкорт велел, – объясняет Петтигрю. – Старый обжора интересуется убийством Томаса Хардкасла.

Я цепенею. Будучи Рейвенкортом, я дал Каннингему немало поручений, но не просил его расспрашивать об убийстве Томаса Хардкасла. Вполне возможно, что Каннингем пользуется именем Рейвенкорта для пущей важности. Может быть, это часть его постыдного секрета, упомянутого в письме, спрятанном под подушками кресла в библиотеке; но письмо еще надо написать.

– И что за вопросы он задает? – с неподдельным интересом осведомляюсь я.

– Все больше о сообщнике убийцы, которого Стэнуин якобы ранил. – Харрингтон подносит к губам фляжку. – Хочет узнать, кто это был и как выглядел.

– И что говорят?

– Да ничего, – отвечает Харрингтон. – Хотя, даже если бы я что-то слышал, все равно не рассказал бы. В общем, я его отчитал построже и отправил восвояси.

– Понятно, почему Сесил велел Каннингему этим заняться, – добавляет Сатклифф, почесывая бакенбарды. – Этот проходимец дружен со всей прислугой в Блэкхите, ему наверняка лучше всех известно, что творится в имении.

– Почему?

– Он здесь в то время жил. – Сатклифф оборачивается ко мне. – Помнится, совсем еще мальчишка, но постарше Эвелины. Ходили слухи, что он внебрачный сын Питера и что Хелена поручила поварихе заняться его воспитанием. Ну, что-то в этом роде. Я так и не понял, кого она этим наказала, – задумчиво произносит он; голос звучит странно, будто способность размышлять несвойственна этому бесформенному, неопрятному созданию. – Хардкаслы заплатили за его обучение, а когда он подрос, отдали в услужение Рейвенкорту.

– А с чего вдруг Рейвенкорт заинтересовался убийством девятнадцатилетней давности? – спрашивает Петтигрю.

– Он же покупает себе жену из Хардкаслов, вот и должен все досконально проверить, – заявляет Харрингтон, обходя горку лошадиного навоза. – Чтобы точно знать, что у нее за приданое.

Разговор приятелей тут же скатывается в скабрезности, а я продолжаю размышлять о Каннингеме. Вчера вечером он вложил в руку Дарби записку со словами «Все они» и сказал, что собирает гостей для встречи с одним из моих будущих обличий. Предположительно это означает, что ему можно доверять, однако он явно преследует и какие-то свои цели. Мне известно, что он внебрачный сын Питера Хардкасла и что он интересуется убийством своего кровного брата. В этих двух фактах кроется секрет, который Каннингем отчаянно пытается утаить и ради которого позволил себя шантажировать.

Я скриплю зубами. Неужели среди обитателей Блэкхита не найдется ни одного такого, который никем не притворяется и которому нечего скрывать?

Проходим по мощеной тропе к конюшне, сворачиваем на юг и по бесконечной дороге в деревню наконец добираемся до сторожки у ворот. Гуськом протискиваемся в узкий коридор, стряхиваем капли дождя с верхней одежды, оставляем ее на вешалке, жалуемся на непогоду.

– Заходите! – слышится из-за двери справа.

Мы попадаем в сумрачную комнату, освещенную только огнем камина. В кресле у окна сидит лорд Питер Хардкасл с книгой на коленях. Он выглядит старше, чем на портрете, хотя все еще крепок и пышет здоровьем. Темные брови сходятся на переносице, стрелкой указывая на длинный нос и губы, уголки которых опущены. Видно, что в молодости он обладал грубоватой привлекательностью, но ее запасы уже подходят к концу.

– Какого черта мы сюда тащились? – сварливо спрашивает Петтигрю, плюхаясь в кресло. – У вас тут вполне… – Он машет рукой в сторону Блэкхита. – В общем, нечто, похожее на дом.

– Для меня этот особняк на всю жизнь проклят, – вздыхает Питер Хардкасл, наполняя пять бокалов. – Без необходимости я в него ни ногой.