Стюарт Тёртон - Семь смертей Эвелины Хардкасл

Она молчит.

– Анна, это правда? – настаиваю я.

– Нет, – твердо заявляет она. – Айден, он хочет нас рассорить. Не знаю почему, но лучше его не слушать.

– В том-то и дело. Если Чумной Лекарь говорит правду об Эвелине, то он говорит правду и о вас. А я ему не верю. По-моему, он чего-то добивается, только мы не знаем, чего именно, а он использует нас в своих целях.

– Ну, даже если и так, я все равно не понимаю, почему вы так стремитесь спасти Эвелину, – растерянно замечает Анна, все еще не оправившись от потрясения.

– Потому что кто-то желает ей смерти, – с запинкой отвечаю я. – И подстраивает все так, чтобы Эвелина наложила на себя руки, причем у всех на виду. Злоумышленник черпает наслаждение в немыслимой жестокости, а я не могу… В общем, не имеет значения ни то, как мы относимся к Эвелине, ни правдивость заявлений Чумного Лекаря. Убийство нельзя превращать в спектакль на потеху публике. Эвелина – невинная жертва, но мы можем ее спасти. Мы обязаны ее спасти.

Я умолкаю, перевожу дух и неожиданно осознаю, что вопросы Анны разбередили во мне какое-то смутное воспоминание, будто внезапно в просвете отдернутого занавеса мелькнул тот, кем я был раньше. Но самое главное – скорбь и угрызения совести. Именно эти чувства привели меня в Блэкхит. Именно они побуждают меня спасти Эвелину, но приехал я сюда не для этого.

– Я помню… – медленно начинаю я, хватаясь за нить воспоминаний, – еще кого-то. Кажется, женщину. Из-за нее я и приехал в Блэкхит, потому что не сумел ее спасти.

– Как ее звали? – Анна дотрагивается до моей морщинистой руки, глядит мне в лицо.

– Не помню. – Я напрягаюсь до боли в висках.

– Может быть, это я?

– Не знаю.

Воспоминание ускользает. По щекам струятся слезы, боль сдавливает грудь. Меня пронзает горечь утраты, но я понятия не имею, кого потерял. Гляжу в широко раскрытые карие глаза Анны.

– Все забыл, – шепчу я.

– Я вам сочувствую, Айден.

– Не надо. – Я ощущаю внезапный прилив сил. – Даю вам слово, мы выберемся из Блэкхита, но сделаем это так, как я задумал. Поверьте, Анна, у нас все получится.

Жду возражений, но она улыбается и спрашивает:

– С чего начнем?

– Я отыщу Хелену Хардкасл, – заявляю я, утирая лицо платком. – У вас есть какие-то новости о лакее? Вчера он убил Дарби, и Дэнсу тоже не поздоровится.

– Я тут тоже кое-что придумала.

Она заглядывает под кровать, достает оттуда альбом, открывает и кладет мне на колени. С этим альбомом она сверяется целый день, но я не нахожу в нем никаких замысловатых объяснений, причин и следствий.

Страницы заполнены какой-то бессвязной чепухой.

– Вы же говорили, что мне нельзя это видеть, – напоминаю я, склонив голову, чтобы лучше рассмотреть неразборчивые строки. – Я польщен.

– Я показываю вам только то, что необходимо.

На странице какие-то предупреждения, обведенные кружком, торопливые наброски, зарисовки сегодняшних событий, обрывки разговоров без каких-либо объяснений. Кое-что я узнаю, включая изображение того, как Голд избивает дворецкого, но по большей части все это для меня бессмысленно.

Рассматриваю мешанину набросков и постепенно понимаю, что Анна пытается как-то упорядочить этот хаос. Рядом с рисунками сделаны аккуратные карандашные пометки: догадки и предположения, указания точного времени, запись наших разговоров с отсылками к предыдущим событиям. Все это позволяет извлечь из альбома ценную информацию.

– Вам в нем не разобраться, – говорит Анна. – Альбом я получила от одного из ваших воплощений. Для вас это просто абракадабра. Смысл понять трудно, но я добавляю сюда и свои наблюдения. Здесь все, что мне о вас известно, – все ваши обличья, все их действия. Без этого у меня ничего не выйдет. К сожалению, в этих сведениях многого не хватает. Поэтому вы должны мне сказать, когда лучше всего увидеться с Беллом.

– Почему с Беллом?

– Лакей меня выслеживает, поэтому мы ему скажем, где именно меня искать. – Она торопливо пишет что-то на листке бумаги. – Позовем еще несколько ваших воплощений и нападем на него, как только он вытащит нож.

– И чем же мы заманим его в западню? – спрашиваю я.

– А вот этим. – Она протягивает мне листок. – Расскажите, как Белл проводит сегодняшний день, и я оставлю ему записку там, где он ее точно найдет. А на кухне я упомяну о назначенной встрече, и спустя час о ней будет известно всему дому. Лакей о ней тоже узнает.

Не уезжайте из Блэкхита. От Вас зависит не только Ваша жизнь, но и жизни многих других. Сегодня вечером, в 10:20, приходите к склепу на фамильном кладбище, я Вам все объясню.

С любовью, Анна.

Я вспоминаю, как поздно вечером Белл и Эвелина, вооружившись револьвером, отправились на мрачное кладбище и нашли там только тени и разбитый компас, заляпанный кровью.

Добрым знамением это не назовешь, но оно и не однозначно. От ткани будущего отделяется еще одна нить, однако, пока будущее не стало для меня настоящим, я не знаю, что она означает.

Анна ждет моего ответа; моя смутная тревога – явно недостаточная причина для отказа.

– Вы знаете, чем все закончится? Наш план сработает? – спрашивает Анна, нервно теребя рукав.

– Нет, не знаю. Но план отличный.

– Нам нужны помощники, а ваших ипостасей остается все меньше.

– Не волнуйтесь, помощники найдутся.

Я вытаскиваю из кармана авторучку, добавляю к записке еще одну строку, спасаю бедолагу Белла от мелкой, но досадной неприятности.

Кстати, не забудьте про перчатки, они вот-вот сгорят.

Лошадей слышно издалека; подковы звонко стучат о брусчатку. Потом накатывает густая, тяжелая смесь запахов – конский пот и навоз, – которую не в силах развеять ветер. Лишь после этого я наконец-то вижу, как с конюшенного двора на дорогу к деревне выезжает вереница упряжек.

Лошадей ведут под уздцы конюхи, неотличимые друг от друга в своих форменных фуражках, белых рубахах и просторных серых штанах.

Я встревоженно смотрю на упряжки, вспоминаю, как в детстве упал с лошади, как копыто ударило меня в грудь, как хрустнули кости…

«Не подчиняйтесь Дэнсу».

Отделываюсь от воспоминаний, принадлежащих тому, в чьем облике нахожусь, опускаю руку, прижатую к шраму на груди.

Плохи мои дела.

Личность Белла практически не проявлялась, а вот Дарби, с его сластолюбием, и Дэнс, с его чопорностью и перенесенными в детстве увечьями, существенно усложняют мне жизнь.

В середине процессии норовистые кони кусают соседей, по гнедой реке мышц волной прокатывается нервная дрожь. Я невольно отступаю к обочине, прямо в навозную лепешку.

Пока я счищаю грязь с ботинок, один из конюхов подходит ко мне, уважительно дергает козырек фуражки:

– Мистер Дэнс, вам помочь?