Сабин Дюран - Солги со мной

После обеда Луису стало лучше. Мы поменялись, и я поехал домой вместе с Тиной, предоставив ему грести на каяке вокруг мыса к отелю. Я смотрел, как они удаляются от берега, одобрительно кричал и сыпал шуточными советами: «вот так, молодец», «держим равновесие, гребем четко, размеренно», – надеясь при помощи юмора вернуть себе контроль над ситуацией.

К машине взбирались через рощицу по каменистой тропинке, усыпанной сосновой хвоей. Воздух свежо пах эвкалиптом. В небе над нами кружила хищная птица, наверное ястреб. Ее изогнутая тень косо ползла по земле. Тина оставила меня далеко позади, хотя я слышал ее тяжелое дыхание и негромкие возгласы по поводу крутизны подъема. Я с сумками, не торопясь, шел сзади, довольный, что могу ненадолго остаться наедине со своими мыслями. Подумать было о чем…

Когда выбрался на дорогу, Тина стояла, прислонившись к машине, и обмахивалась ладонью.

– Уф! Как в кузнице! Если бы ты не согласился быть моим вьючным животным, наверное, умерла бы!

Мимо нас с ревом промчались квадроциклы, точно бензопилы на колесах. На них восседали подростки в майках.

Я подождал, пока они исчезнут за поворотом, подняв за собой шлейф пыли.

– Ну хоть на что-то сгодился.

Хотел, чтобы это прозвучало кокетливо, а не жалостливо, но Тина шагнула ко мне.

– Не обращай внимания на Эндрю.

Стремительно сжала руку в кулак и ткнула мне в щеку. Странное движение: сочувственный удар и притворное отступление. Будь я ребенком, наверное, сжала бы мне щеки и уперлась лбом в лоб. Убрала руку и села рядом на ограждение.

– Он чувствует ответственность за Элис, и иногда его заносит.

– Дело в том, что я и сам бы не прочь взять за нее ответственность.

И опять я, видимо, превратно истолковал ее тон. Поднимаясь по тропинке, я раздумывал, сказать или нет про пьяного Луиса и то, что Эндрю с Элис его покрывают. Теперь точно знал, что не скажу. Тина долго в меня вглядывалась. Я нервно засмеялся, почувствовал, как наворачиваются слезы, закусил губу и отвернулся.

– Влюбился, да? – спросила она наконец.

Странное ощущение. До этой минуты мне и в голову не приходило. Возможно, я расчувствовался из-за изнасилования и тревоги за Элис, или наконец вышли на поверхность стресс от гребли на каяке и облегчение, что кошмар позади. Внутри все обмякло, и секунду я не мог говорить. В конце концов безразлично пожал плечами и выдавил:

– Я для нее недостаточно хорош, вот в чем беда.

– Ты поэтому соврал насчет такси? Чтобы соответствовать?

– Да. Наверное.

Она обернулась от дороги к морю.

– Я уверена, ты достаточно хорош, как раз то, что надо. Ей просто необходимо это осознать и принять. Она сейчас сама не своя. И терять дом тоже нелегко. Вдобавок ко всему…

Я тоже повернулся. Перед нами расстилались деревья, небо и большая темная масса Албании, а по треугольнику моря медленно двигалось к мысу несколько фигурок.

– Вдобавок к чему? – спросил я. – Мы разве не на отдыхе?

Она едва заметно вздохнула.

– Как тебе объяснить… Отдых здесь всегда не совсем отдых. Скорее, почти обязанность. Элис с самого начала несла на своих плечах бремя исчезновения Джесмин.

– Но почему?

Она снова вздохнула, на сей раз тяжелее.

– Отчасти, полагаю, потому, что она была там, когда это случилось, пережила вместе с Ивонн ту ночь и последующие дни, допросы полиции, поиски… Как и все мы. Только Элис – такой уж она человек – приняла все ближе к сердцу, чем остальные. А теперь заканчивается срок аренды, она теряет дом… У Элис есть одна черта… Ты не знаешь ее так, как я. Ей просто необходимо быть главной. Всю жизнь так. Она никому не доверяет и довольна, только когда руководит сама. Я очень ее люблю, правда, но она уверена, что если не она в центре, все пойдет насмарку. Если у руля не она, то все не так, как надо.

Я нахмурился.

– Это, наверное, создает проблемы.

– Такой уж она человек, – повторила Тина.

По дороге домой мы оба молчали. Меня сморило: смесь психического истощения, огорчения, жары и снотворного эффекта пива. Тина вставила диск, сборник который они каждый год привозили на Пирос, – вроде шутки, понятной лишь избранным, только в музыкальной форме. Из-под слипающихся век я смотрел, как поднимаются и опускаются оливковые рощи, соединяются и расходятся море и небо. Сонно подпевал второму треку, красивой печальной песне о жестокости и предательстве.

– Так ты ее знаешь? – удивилась Тина.

– Ага, в колледже часто крутили.

Ее лицо на мгновение повернулось ко мне.

– «Неприглядная черствость», группа «Все, кроме девушки». Флорри ее очень любила. Говорят…

Флорри. Я раскрыл глаза и выпрямился. Песня пробудила память? Перед глазами возникло овальное личико с мальчишеской стрижкой, легкий неправильный прикус, мерцание свечей, ресторан «Махараджа тандури». Бешеный танец на какой-то вечеринке, неуклюжий поцелуй на углу Кингс-пэссидж и еще одно интимное воспоминание: скользящие простыни, шероховатость стираного-перестираного сетчатого одеяла.

– Странно… Я и не подозревала, что вы встречались, – задумчиво произнесла Тина.

– Совсем недолго. То есть… – Я постарался придать голосу нужную интонацию – легкая озабоченность и толика огорчения: – Мне очень жаль, что она умерла.

Тина медленно поморгала и – тут я не уверен – едва заметно качнула головой.

– Знаю, это ужасно.

– Она болела?

– Эндрю не любит об этом говорить. В некотором роде закрытая тема.

– Несчастный случай?

– Можно сказать и так: кошмарный несчастный случай.

Мы свернули на дорогу к дому. Тина резко переключила передачу и показала поворот, глядя в зеркало. Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но у нее было такое лицо, как будто она сейчас заплачет.

– Извини, – произнес я.

Не хотелось ее расстраивать. Есть и другие способы узнать, что случилось.

Дом нагрелся, как консервная банка. Стены будто колыхались от жары. На ветке оливы, как летучая мышь, висел черный купальник; пластмассовая бутылочка «Амбр солер» стояла у ножки стула. В остальном дом казался необитаемым. Тишина – строители отдыхали. Пустая терраса ослепляла солнцем.

Тина развесила полотенца сушиться и села за стол. Я возился на кухне, заваривая чай «Ред лейбл» в пакетиках, который обнаружил в буфете. Вокруг головы, выписывая спирали, жужжало несколько мух. В раковине высились горой грязные тарелки с завтрака: клякса масла, полумесяц хлебной корки. На столе кто-то забыл несколько монет, небрежно завернутых в смятые пять евро. Карман у шорт Эндрю был неглубоким, и я сунул монеты и бумажку в пачку сигарет, а ее закатал, на манер Джеймса Дина, в рукав футболки.

Принес на подносе чай.

– О! Чудесно! Будешь хозяюшкой? – пошутила Тина.