М Беннетт - Охота

– Бедная Лара, – сказала я Шафину и Нел однажды, наблюдая, как Лара – признаться, весьма бодро – играет в лакросс.

Нел удивленно обернулась ко мне:

– Неужели ты ее жалеешь?

– Нет, – сказала я, – не ее.

– Так что, его?

Генри, подразумевала она. Мы всегда подразумевали Генри, когда говорили Он или Его с таким нажимом, словно писали это слово с большой буквы. С большой буквы об этом дьяволе – словно о Боге.

– Ты же не жалеешь о нем, правда? – настойчиво переспросила Нел.

Я обдумала ее вопрос. Если я о чем и жалела, так о том, что симпатичному Генри, тому, кто поцеловал меня на крыше и учил рыбачить, не суждено было жить. Но я нисколько не жалела злого Генри, настоящего Генри. Так что я покачала головой:

– Нет. А ты?

– Нет. Я рада, что его больше нет. Теперь все ребята в безопасности. Кого мне жаль, так того парня из Африки и девушку-стипендиатку. Их убили. Не он их убил, это было раньше, я знаю. И все же я бы предпочла, чтобы его разоблачили.

– Теперь уж лучше нет, – заметил Шафин. – Если бы начали глубже вникать в затеи Генри, добрались бы и до нас. Наверное, нам повезло, что полиция вроде бы оказалась не слишком эффективной.

Шафин выразил ту самую мысль, что преследовала и меня.

– Ты тоже так думаешь?

– Что я думаю? – переспросил он.

– Тебе кажется, что все это вышло слишком просто ? Нас всех допросили, но как-то уж очень легко мы отделались.

– Ты о чем? – вмешалась Нел.

– Ну, я много смотрела кино. Очень много. И когда кто-то погибает по непонятным причинам, всегда происходит очень подробное расследование, с участием и полиции, и коронеров, и прокурора и так далее. Они конечно же должны были основательно меня трясти – я же последняя видела его живым. Должны были задать еще миллион вопросов. Зачем я надела гидрокостюм? Почему ни Генри, ни я не забросили удочки и не пытались поймать рыбу до того, как я «случайно» упала за борт? Как он попал к водопаду, если удили мы в озере? Эти вопросы должны были бы интересовать полицию, они должны были бы интересовать Средневековцев и, уж конечно, семью де Варленкур.

– Да что ты такое говоришь?

– Дело явно постарались замять. Очевидно, Средневековцы не захотели раскрывать секреты «Охотъ, стрельбъ, рыбалкъ», но похоже, все остальные тоже об этом молчат. Как бишь говорил Генри: «Британский истеблишмент».

Лара выиграла очко и исполнила короткий победный танец вместе с Эсме и Шарлоттой, они скакали и обнимались, болтались в воздухе хвостики светлых волос. И что-то было неправильно.

– То есть я-то рада, что никто не стал в это вникать, нас сняли с крючка (слишком поздно я заметила рыболовную метафору), но выглядит это странно, и все тут.

Матч закончился, и мы побрели в школу, черные тюдоровские плащи развевались и липли к ногам. Шафин угрюмо произнес:

– Ну так и рано пока расслабляться. Предстоит судебное расследование. Нам остается лишь надеяться, что ничего не вскроется.

Я забыла про судебное расследование. А ведь сколько раз видела это в кино. Обязательно проводится судебное заседание и решают, в чем же причина подозрительной смерти. Я схватилась за живот. Ох, еще ждать и думать. Кажется, так я долго не выдержу.

Нас – Шафина, меня и Нел – на заседание суда не допустили, потому что нам еще не было восемнадцати. Всех Средневековцев, поскольку они учились в выпускном и были уже совершеннолетними, на суд пригласили. Мы смотрели им вслед, они поехали вместе с Аббатом на школьном минибусе. Выглядело это зловеще, словно они отправлялись на какую-то ритуальную и страшную экскурсию.

Потянулись долгие часы ожидания. Мы, как могли, притворялись, будто для нас это обычный школьный день. Но после обеденного перерыва автобус вернулся, и мы перестали делать вид, будто способны говорить о чем-то другом.

– Пойдем спросим! – решила я. – Вы со мной?

Шафин и Нел обменялись взглядами:

– Конечно да.

Мы знали, где искать Средневековцев. Они всегда тусовались во дворе Паулина, и в этот раз они были там, собрались стайкой, словно вороны, греющиеся на зимнем солнышке.

На миг, пока мы шли к ним, мне померещилось, что и Генри стоит там, среди своей малочисленной свиты. Сердце заколотилось: неужели я наконец-то смогу разглядеть тот фантом, что меня преследовал? Но, подойдя ближе, я убедилась, что голов всего пять и та светлая в центре принадлежала Куксону. Он опирался на край колодца, как прежде Генри, он теперь занимал позицию вожака Средневековцев. Он даже стал похож на Генри, волосы посветлели (он что-то с ними сделал?), похудел (неужто занялся собой?). Он постригся и сделал ту же прическу, что у Генри, и даже натянул под черный тюдоровский плащ гольфы в черно-белую клетку, именно такие, какие предпочитал Генри.

– Я сама, – сказала я.

Нел и Шафин зависли на краю двора. Я чувствовала, как чувствовала все время после нашего возвращения из Лонгкросса, что я обладаю некой властью, окутана плащом неуязвимости, словно в «Битве титанов». У меня имелись улики против Средневековцев – они же не помогли мне, когда я бултыхалась в озере, – и они меня опасались, тем более что не знали, много ли мне известно. И все же, когда я приближалась к ним, ступая по траве и ощущая на себе пять пристальных взглядов, я занервничала почти так же, как в первый день в школе. Вместе они смотрелись так, как обычно: уверенные в себе, на все имеющие право, не подпускающие чужаков. Надо было отделить от стаи одного. Если тебе требуются ответы, обращайся к главному, всегда советовал отец.

– Куксон! – позвала я достаточно дружелюбно. – Можем поговорить?

Он оттолкнулся от края колодца, не вынимая рук из карманов, и меня пронзило воспоминание: точно таким же манером Генри в Лонгкроссе отталкивался от стенной панели. Жуть. Куксон легким шагом двинулся мне навстречу, и мы сошлись посреди двора, словно на дуэли драться собрались. За спиной каждого чуть в отдалении маячили секунданты.

Куксон остановился, принял и впрямь дуэльную позу, и я вдруг почувствовала, как возвращается прежняя враждебность, а плащ неуязвимости спадает с моих плеч. Что произошло во время судебного заседания? Затронуты ли мы?

– Слушай, Куксон, – неуверенно начала я.

– Вообще-то я Генри.

Это меня сбило с толку. Я давно забыла его имя. Все это время его звали Куксон, ведь Генри может быть только один. И вот, пожалуйте, Генри дубль два.

– Генри, – повторила я. Само имя меня пугало. – Я… мы просто хотели узнать. Чем кончилось заседание.

Он уставился на меня, его глаза казались синее прежнего, более похожими на глаза первого Генри. На миг мне почудилось, что он откажется отвечать. Потом Генри-два нехотя сказал:

– Коронер пришел к выводу, что это смерть в результате несчастного случая.