Джиллиан Макаллистер - Все, кроме правды [litres]

– Как я кого-то застрелил, потому что мне намекали на обстоятельства, связанные с младшим братом? Это могло сделать только хуже. Ты же не знаешь, как оно на самом деле. Полиции – ей абсолютно наплевать. Если произошла провокация – значит, была не только оборона. Да и они бы все отрицали…

Они все создавали алиби друг другу, так что никого никогда ни за что бы не осудили. Все было отлично состряпано, и если даже доходило до суда, присяжные им верили. Поэтому они и могли вот так нам угрожать прямо посреди улицы.

– Так что же?

– Тогда я составил план. И в тот вечер оставил дверь открытой – настежь. Мама с папой в тот день ушли, а Дэйви был наверху, занят своими делами. Оставлю дверь открытой, думал я, и с ними разберусь. Напугаю.

Я ждала, но Джек несколько минут молчал. Слышно было только его глубокое и ровное дыхание.

Плакать он перестал, хотя руки у него дрожали.

– Прости, – сказал он. – Очень тяжело… снова это переживать. В тот день моя жизнь изменилась навсегда. Стала намного хуже.

– Не навсегда, – возразила я тихо. – Так не должно быть.

Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Глаза его были спокойны. Не бегали. Может быть, он и не лгал.

Мы пересели на софу.

– Я их не боялся, – сказал Джек, откидываясь назад.

Он снял туфли – это было приятно: Джек чувствовал себя как дома, и остался в носках с рыжими котами.

– Не думал, что они меня тронут. Я опасался, что они будут грабить нас снова и снова, наш дом не будет нашим. Дэйви будет их бояться, они его обидят. Вот таким был мой страх.

– Да.

– Вот я и оставил дверь. Самую доступную. Когда-нибудь покажу тебе, если захочешь. Это было на вершине холма.

– Я видела на фотографии.

– Конечно, видела, – он слегка улыбнулся. – В общем, очевидно было, что дверь открыта. Я сидел…

Он замолчал, задумался.

– Я сделал вот что, – в этот день, когда их увидел, в четыре часа дня уже было темно, – я включил свет в дальней комнате, мы ее называли каморкой, и включил телевизор. Вышел наружу, к подножию холма, и убедился, что свет был виден снаружи. – Я нахмурилась, не понимая его. Джек протянул ко мне руку. – Я не думал, что это случится. Составил глупый план. Вышел наружу и тут же их увидел. У них были эти… налобные фонари, с какими в багажники лазают. Сперва я подумал, что мне померещилось, просто огоньки в темноте. А потом снова они, уже ближе. Так что дальше все пошло по моему плану.

– По твоему плану?

Он вдохнул, выдохнул. Помолчал.

– Я их поймал в ловушку, – голос у него осип. – И из нормального мужика в дурной ситуации стал… не знаю. Гадом каким-то, монстром.

У меня похолодели руки.

– Заманил в ловушку?

– Не совсем. Но сделал так, чтобы они прошли мимо меня и я их напугал. Там был коридор вдоль всего дома – от оранжереи с открытой дверью к лестнице. Знал, что они там пойдут, думая, что я в каморке, совсем с другой стороны. Так что я ждал в темноте. В коридоре, по которому они должны были пройти. Ждал с ружьем в руках.

– Рассказывай дальше.

– Они вошли. Помню, не прошло и пяти минут. Помню мысль: «Не могу поверить, что вся эта чушь творится на самом деле». Такой глупый был план, но он удался. Ну, очевидно, не до конца. Они прокрались мимо. Доминик от возбуждения побежал вперед. Я включил свет – там рядом в коридоре лампа – и сказал: «Еще шаг – стреляю».

– Ты это сказал?

Я застыла. Меня затрясло.

– Нет-нет, – ответил он, увидев, как изменилось у меня лицо. – Не сделал бы я этого, даже не собирался. Боже мой, мне хотелось только их напугать. – Снова посмотрел на меня, потом, подняв глаза наверх. – Понимаю, как это звучит. Но, Рейч, я был в полном отчаянии, – он подался вперед, чуть оживившись, – я даже не думал, что это опасно и чем может кончиться. Чувствовал себя хозяином положения и ни в кого стрелять не собирался. Я даже не знал, что сама по себе такая угроза – уже преступление. Думал, что подожду их с ружьем и отпугну. Они же всего лишь молодежь – сопляки. Все мы были молодыми. Хотел разобраться с ними прежде, чем вернутся родители. И сказать им, что все позади.

– Я знала, что ты рассказывал не то. Говорил, что в тебя бросили статуэтку, а потом сказал, что он все еще ее держал.

– Понимаю. Я говорил тебе неправду. Мне не хотелось, чтобы ты знала, что я их заманил. Это была ошибка.

– Но что же не получилось? В твоем плане?

– Они его вроде как принимали в свою банду. Обучали. Доминику было шестнадцать и, как сказал Олдридж, это его первое ограбление. Выбрали они наш дом, потому что влезть в него не составляло труда, даже если дверь заперта. Так сказал Олдридж. Грабители разозлились, когда поняли, что я их ждал в засаде. Очень враждебная создалась атмосфера. И я все никак не мог прогнать мысль о том, что Олдридж сказал про Дэйви. Они остановились. Застыли. Доминик обозвал меня психом. И это было последнее, что он сказал. Последнее… Они повернули обратно по коридору, в оранжерею. И уже почти вышли – Олдридж сбежал, Доминик остался один.

Я закрыла глаза. «Пожалуйста, не убивай его, когда будет выходить, ну пожалуйста».

– Частично проблема была в том, что я уже был на взводе. С этим ружьем, наведенным им вслед. Никогда не направлял ни на кого оружия. Никогда. Не знаю, как это вышло, и тут… в общем, тогда и случилось.

– Что? – спросила я хрипло.

– Доминик. Он… он повернулся. Дернулся в мою сторону, только чуть-чуть. И физиономия была совершенно дьявольская. Издевательская.

– И ты сорвался? От злости?

– Я подумал, что он сейчас на меня набросится, – сказал он, глядя на меня умоляющими глазами. – Но это правда, что борьбы не было, – сказал он и весь обмяк на софе, будто ком нагретого воска.

– Ты намеревался его убить?

– В тот момент я подумал, что все пропало, теперь это навсегда, Дэйви будет вечно бояться и не станет даже контейнеры вывозить, – помнишь же, как он это любит. А потом просто выстрелил. Вот это и есть правда.

Месяцы мучений и взломов – все это накопилось, и вдруг я увидел выход. И просто спустил курок. Не было борьбы. И статуэтки не было, – сказал он печально. – Это я в суде рассказал. А потом – тебе. Но статуэтку я вложил ему в руку, уже когда его убил и понял, что нет доказательств, будто он пытался на меня напасть. Так что на ней были отпечатки пальцев. И я целился ему в висок. Сейчас об этом жалею.

Я уставилась на свои колени. Отчаяние. Джек был в отчаянии. Как мальчик искал выхода не там, где надо было.

– Ты жалеешь об этом?

Джек поднял голову.

– Каждый божий день.

Я кивнула. Мне этого оказалось достаточно. Все мы, – каковы бы ни были наши моральные принципы, взгляды, призвание, – делаем ошибки.

– Я думала, ты расскажешь, что это сделал Дэйви, а ты принял вину на себя.