Эрик Берг - Могила на взморье

Она прикурила сигарету и глубоко вдохнула никотин. Ее взгляд блуждал по брошенному гнезду и задержался на слегка обрисованном туманом родном доме. Только тогда она выдохнула дым.

— Дерьмо, — пробормотала Сабина.

Проклятие не считалось домом, хотя вполне могло им быть. Это были скорее мелочи: силуэт крыши, гнездо аиста на трубе, запах морского тумана, порыв ветра позади, крик чайки и все это в течение одной секунды. Ее чувства мгновенно на это среагировали и вызвали тысячу давно забытых картин, слишком много, чтобы можно было их снова отодвинуть в сторону.

В течение двадцати трех лет Сабина умудрилась поверить в то, что освободилась навсегда от воспоминаний о захолустье и доме. Были времена, в которые ее собственное детство было таким далеким, как история, которую она выдумала. Если кто-то спрашивал ее, где она выросла, Сабина ненадолго морщила лоб, будто бы должна была подумать и затем отвечала: «На Балтийском море». Поразительно, как мало потребовалось для того, чтобы в один миг разрушить успешный в течение многих лет механизм оттеснения. Мало того, что на каждой картине висел небольшой, одинаковый для всех, ярлык с указанием цены: тонкий голос, приговор, улыбка, перенесенная или розданная подлость, немного любви, немного злости, короткое, приятное соприкосновение, которое позволяет надеяться, и покачивание головой, которое разрушает каждую надежду.

— Дерьмо.

С сигаретой в уголке рта, Сабина закрепила укрепленный на заборе обветшалый почтовый ящик. Вывеску с именем еще хорошо можно было прочитать: «Шарлотта Малер, Йоханнес Малер, Сабина Малер, Лея Малер». Нужен был только толчок, чтобы отодрать окислившуюся штуковину. Сабина размашисто бросила его в сад, где тот исчез между кустами терновника и разным сорняком.

Сабина развернулась и прошла несколько шагов по растрескавшемуся асфальту. Быстрым движением она вытерла слезу из глаза, будто выплаканные слезы не шли в счет. Эта была первая после того, как прострелили колено четыре года назад.

Песни птиц умолкли, вероятно, из-за ставшего плотным тумана. Сабина занервничала, как всегда было, когда вокруг нее становилось так тихо, как будто из состояния покоя в любое время мог подняться голос, из глубины собственной души, которая будила бы нежелательные чувства.

Она снова села в машину и включила проигрыватель компакт-дисков. Случайно заиграл «Alan Parsons Project», музыка из тех лет, когда она уже давно оставила Пёль и не желала себе ничего более страстно, чем духовно и физически, наконец, оттуда уйти. «Alan Parsons Project» также хорошо подходил к Пёль, как готы курсам по вязанию.

В течение пяти минут Сабина пять раз смотрела на часы. Маклер 9опаздывал.

Она неохотно согласилась на эту встречу. С ее точки зрения, было абсолютно ненужно лично знакомиться с людьми, заинтересованными в покупке дома на протяжении уже восьми лет. Но мужчина на этом настаивал, видимо, потому что хотел что-то узнать об истории дома. Предложение Сабины предоставить желаемую информацию по телефону, натолкнулось на сопротивление брокера, который отказался от прямого контакта между продавцом и клиентом. Перспектива освободиться от последнего пережитка ее детства, наконец, заставил Сабину уступить стремлению маклера. Так как кроме всего прочего ей пришлось ликвидировать целую гору сверхурочной работы, она поневоле собралась в дорогу из Берлина в Пёль.

Когда маклер, наконец, прибыл, Сабина не очень удивилась потенциальному покупателю, которого он привез. Молодому человеку было не более двадцати, двадцати одного года, не просто обычный клиент, который приобретет себе в сельской глуши обветшалую недвижимость за шестьдесят тысяч евро. Даже через двадцать четыре года после падения Берлинской стены, большинство молодежи Мекленбурга все еще переселялись в другие регионы, и средний возраст населения возрастал с каждым годом. Вероятно, здесь был замешан новаторский дух. В принципе, Сабине было безразлично, кто купит у нее балласт.

— Я могу представить Вам господина Шлейхера? – сказал несколько грубо коренастый брокер, после того, как коротко представился сам.

— Торбена, — исправил потенциальный покупатель и смущенно протянул потную руку.

Он производил на Сабину впечатление молокососа, который хотел сделать предложение руки и сердца своей возлюбленной, но не уверен, услышат ли его.

— Господин Шлейхер хочет создать семью, а где это будет лучше, чем на этом прекрасном острове? ― торжествовал маклер с широкой улыбкой, и решительно подтверждал свои слова преувеличенными жестами. ― Здесь великолепно. И в доме нужно сделать совсем не много. Имущество, несомненно, есть, я прав, госпожа Малер?

«Даже у человека, у которого наступила смерть головного мозга, имеется какое-то имущество», — подумала Сабина. Она ничего не сказала, потому что спрашивать слишком много о собственном объекте продаж было плохо, но она также не была воодушевлена восторгами маклера.

— Вы хотите узнать что-то об истории дома? – вместо этого спросила Сабина молодого человека.

— Ну, собственно... на самом деле... — Он заикался. — Пожалуйста, мы можем поговорить с глазу на глаз?

Маклер запротестовал.

― Ничего подобного. Я все знаю. Вы хотите сэкономить на комиссионных и ударить по рукам с госпожой Малер.

— Нет, в действительности, нет, — заверил Торбен. – Я вообще не хочу покупать дом. Это был только предлог.

Терпение брокера почти лопнуло, и на мгновение Сабина была на его стороне. Многочасовая автомобильная поездка, потраченный зря день, встреча с нелюбимой родиной, и все коту под хвост. Какого черта?

Но затем агент напал на своего молодого клиента, который обладал большим арсеналом самых бранных слов, пока Сабина не остановила его решительным жестом и твердым взглядом. Для женщины она была необычно высокой, и то, что охотно и много занималась спортом, позволяло увидеть ее мускулистое тело. В ее среде девушке дали прозвище «Бриджит Нильсен», также из-за коротких обесцвеченных волос. Брокера в любом случае, запугали, и он с проклятьями понесся к своей машине и умчался прочь.

— А теперь Вы, — сказала она, поворачиваясь к Торбену, — объясните мне, пожалуйста, что все это значит.

Движением головы Сабина попросила его пройти с ней несколько шагов. Они остановились посреди Кальтенхусена, окруженные туманом.

— Начинайте.

— Спасибо, — вежливо сказал он. — Спасибо, что Вы предоставили мне случай...

— Я сказала — начинайте.

— Окей, итак... Я работаю санитаром в доме престарелых в Визмаре. Там я забочусь среди других прочих о господине Моргенроте, Хансе Монгенроте. Это имя вам говорит о чем-нибудь?

Сабина вытаскивала из памяти имя так же, как вытаскивают старые ролики из-за гор барахла в подвале. Возникший перед ней высокий, долговязый мужчина выглядел немного нерасторопным и довольно медлительным, но очень предупредительным и вежливым. В течение двадцати четырех лет, которые Сабина провела на Пёль, она едва ли обмолвилась с ним хоть словом. Привет, добрый день, спасибо, пожалуйста, до свидания, больше ничего. Ей никогда ничего не было нужно от него и ему от нее. Трудно представить, почему он спрашивал о ней.