Андрей Кузечкин - Стеклянные стены

– Я думаю, шашлыки, – серьезно сказала Света. – Подозреваю, что наша гостья никогда в жизни не пробовала настоящих, сочных мясных шашлычков! Руст, пошли в магазин? Я видела, там продается маринованное мясо в ведерках…

– А жарить-то кто будет? – спросил Данил.

Я молча поднял руку. Настало время показать, что и я что-то умею.

– А где возьмем мангал? – спросил Рустам.

– Я в кладовке видела.

– А уедем завтра? – спросил я.

– Завтра с утра, как и хотели. Один из нас поедет на общественном транспорте. Не ты. Ты будешь с Изольдой.

– Я поеду на автобусе, – тут же сказал Рустам.

– Я так и хотела. Настоящий друг. – Света хлопнула его по плечу.

– Я пойду, приму душ. Никто не возражает? – спросила Мила.

– Не возражаем.

– Ой, да, а мне в туалет надо, ладно? – тут же добавила Изольда.

– А вы, ребята, доставайте мангал, – отдала Света последнее распоряжение.

Все ушли. Мы с Данилом быстро помыли посуду, затем отправились в кладовку.

Разобранный мангал нашли быстро, осталось отыскать шампуры. Для этого пришлось перерыть всю кладовку.

– Должен сказать, Слава, я тебя недооценил, – проговорил Данил в процессе этого занятия, после недолгого молчания. – Ты удивительный человек. Даже немного завидую.

Еще два дня я за такое признание с его стороны душу бы продал – или с учетом контекста надо сказать не «душу», а «эссенцию»? Сегодня и сейчас – только кивнул и сказал:

– Сам тащусь.

– У тебя есть дар – притягивать приключения. Сперва этот дом, теперь – Изольда… Я про такое читал. Тебе нужно чаще отключать ум и отдаваться воле судьбы. И не думать о последствиях. Как ты сделал с этим домом.

Я опять кивнул.

– Кстати, в кабинете на столе стоит фотка в рамочке – хозяин и его сын, – продолжил Данил. – Знаешь, как зовут сына? Мирослав. На обороте написано. Прикинь? Он – Мирослав, ты – Вячеслав. И оба – Славки!

Я пожал плечами. Тоже мне – совпадение.

Наконец мы обнаружили то, что искали. Осталось найти место, где поставить мангал. Мы отправились на задний двор, с нами – Изольда, которая вновь надела мою толстовку. С черепом, как у Карателя.

– Эвелина, нам нужно что-то решать, – говорит Степан Петрович. Мерзкий, вежливый, похотливый, утонченный, лицемерный Степан Петрович.

– Что вы хотите решить? – Мы с ним до сих пор на «вы».

– Насчет нашего дальнейшего статуса.

Я смеюсь:

– Мне что, в соцсети поставить «встречается с…»? Да ну еще! Не поймут!

– Эвелина, будьте взрослой! Вы не понимаете серьезности момента.

Лежа на кровати без одежды, лицом вниз, я покачиваю ногами, согнув их в коленях. Да-да, как Лолита из фильма 1997 года. Рядом с этим дяденькой, который старше меня в два с половиной раза, я еще могу чувствовать себя Лолитой. Хотя настоящий Гумберт на меня бы уже и не взглянул.

– Степан Петрович, вы и так меня трахаете, куда уж серьезнее?

Обожаю, когда он краснеет, как первокурсница, когда слышит это слово. Хотя первокурсница здесь я, и я не краснею, как и никто другой из моих знакомых первокурсниц.

– Что за выражения, Эвелина!

– Ну отшлепайте меня, если я плохая, мр-р-р… – Я трусь щекой о его плечо.

Он резко встает с кровати, огромной, как нефтяная платформа. Сюда можно положить еще трех таких же, как я, и все равно останется место. Впрочем, Степан Петрович и с одной-то еле справляется.

– Нам придется узаконить наши отношения, – заявляет он.

Вот это поворот!

– Скажите еще, что должны на мне жениться, как честный человек.

– Да, считаю, что должен.

– Обычно так говорят в конкретном случае. И сейчас явно не он. И если бы даже был он, я бы не стала предъявлять претензий. Как-нибудь сама бы решила вопрос…

– Не смей так говорить!

С перекошенным лицом он замахивается на меня. Тыльной стороной ладони, как аристократ на плебейку. Впервые вижу его таким.

Мне нисколько не страшно.

– Дядь, ну с тобой точно что-то не то… – раз уж мы перешли на «ты».

– Простите, Эвелина. Простите. Дети – это для меня святое. У меня нет детей. До сих пор нет.

– И вы хотите, чтобы я вам помогла в этом деле?

Он смотрит на меня строго и молчит, голый, тощий и смешной.

– А вы понимаете, что если мои родители узнают про нас с вами, то первым делом выгонят меня из дома в чем есть?

– Они это сделают в любом случае. Но если вы примете мое предложение, вам будет куда идти.

У меня уходит несколько секунд, чтобы осознать ситуацию:

– Вы меня шантажируете?

– Ставлю перед фактом.

– А вы понимаете, что вам тоже достанется? Как минимум с моим папенькой у вас будет дружба врозь.

– Переживу, – говорит Степан Петрович.

Как ему потомства-то хочется…

– Ваша позиция мне понятна. Время на раздумье дадите?

– Эвелина, неужели вы еще будете думать? Посмотрите по сторонам! – Он делает широкий жест рукой.

Особнячок у него действительно просторный.

– Ну да, как в мультике: слепой, богатый – чем не муж?

– В вашем возрасте девушки уже мечтают о том, чтобы завести семью. А вам бы я особенно советовал не упускать такую возможность.

– На что намекаете? Что, кроме вас, на меня никто не позарится? И что я должна перед вами на коленях ползать?

Мне смешно. При этом очень хочется его убить. И я это сделаю.

Вечером того же дня после очередного соития он, как всегда, сваливается с меня, ему, как всегда, нужно отдышаться. Можно сходить в душ или чаю попить. В этот раз – ни душа, ни чая. Я требую продолжения. Он сопротивляется, но я шиплю:

– Давай, покажи, какой из тебя муженек!

Помогаю ему ручками и ротиком, и вскоре он вновь залезает на меня. Мальчишки только и умеют, что кому-то что-то доказывать, с возрастом это не проходит.

Между третьей и второй – перерывчик небольшой. Теперь уже я сверху. Степан Петрович тяжело дышит, чуть ли не плачет. Но не просит остановиться. Теперь он доказывает уже не мне, а себе.

А потом – короткий громкий хрип, и все. Степан Петрович перестает ерзать подо мной. Его цепкие руки становятся вялыми и отпускают мои запястья. Он не дышит.

Как все просто, оказывается. Знала бы – сделала бы раньше. По закону это даже не убийство. У пожилого дяденьки не выдержало сердце, я тут ни при чем. Да к тому же, уверена, многие старики мечтают отдать концы именно так. Но Степан Петрович меньше всего похож на человека, умершего на пике наслаждения. На лице его – нечто похожее на гримасу неприятного удивления: дескать, здрасте, приплыли!

Нет, ну я-то точно приплыла.

…Когда я просыпаюсь, мне кажется, что рядом валяется мертвый Степан Петрович. Но нет – это живой Никита. Мой милый, глупенький овощ, с утра до ночи сосущий наслаждение своим жадным корешком.

Как я сюда попала, интересно? Вроде бы вчерашний день кончился для меня в объятиях Тани… Ничего не помню.