Фиона Бартон - Дитя

– Они хотят приехать к нам поговорить, Энджи. Думаю, ничего там особенного, – с легкостью сказал он, но она-то видела, что Ник очень взволнован.

– Что значит «ничего там особенного»? – спросила Анджела. – Может, появилась какая-то новая информация? Может, они что-нибудь нашли?

– Нет, родная, – ответил Ник, беря ее за руку. – Инспектор Ригби сказал, что хочет с нами поговорить в спокойной обстановке.

Прибывший вскоре офицер привел с собой двоих своих людей, и пока Анджела с Ником сидели и беседовали с ним в гостиной, остальные обыскивали дом. Когда детектив-инспектор Ригби стал задавать ей вопросы, Анджела сперва застыла в оцепенелом молчании, не в силах что-либо ответить.

– Миссис Ирвинг, когда вы последний раз видели Элис? – спросил он, впервые за все время не назвав ее Анджелой, и Ник мгновенно взвился.

– Что за вопросы такие? – излишне громко возмутился он. – Вам и так отлично известно, когда Анджела последний раз видела свое дитя.

– Успокойтесь-ка, мистер Ирвинг, – велел Ригби. – Мы просто хотим быть абсолютно уверены, что у нас верно записаны все обстоятельства дела. Видите ли, у нас имеется всего только один свидетель, и нам необходимо все тщательно проверить.

– Один свидетель? Когда Анджела закричала, к ней прибежали восемь или девять человек.

– Да, но это было после того, как вы сказали, что ребенок пропал, – обратился он уже к Анджеле.

Она даже не подняла глаз.

– Сказали , что пропал?! Вы что вообще хотите этим сказать?! – разорался Ник. – Наша дочка исчезла! И кто-то, надо думать, ее забрал. Как сами вы, черт подери, это объясните?!

Анджела потянулась к мужу, чтобы взять его за руку. Чтобы он прекратил задавать вопросы, на которые она не желает слышать ответ.

И тут Ник первый раз после прихода полиции внимательно на нее поглядел. Интересно, что он в ней увидел? Или что хотел разглядеть?

Анджела знала, что вовсю плачет – но теперь она будто наблюдала свою реакцию со стороны. Как тогда, в больнице, после исчезновения Элис. Когда прибежали медсестры, она чувствовала себя совершенно отрешенно. Медики сочли, что она переживает шок, однако полиция восприняла это иначе.

– Почему она даже не плачет? – тихонько тогда сказала стоявшая в дверях палаты женщина-полицейский своему коллеге. – Если б у меня дитя пропало, я бы просто бесновалась.

Но Анджела не в состоянии была что-либо изображать. Все ее силы были брошены на то, чтобы вообще дышать, чтобы продолжить жить. Но никто вокруг, похоже, этого не понимал. А теперь перед ней сидел полицейский, предполагавший, что, возможно, это она сама избавилась от своего ребенка.

– Инспектор, – выдавила она с трудом.

Тот подался вперед в кресле.

– Да, миссис Ирвинг?

– Инспектор, последний раз я видела Элис в ее люльке, когда уходила принять душ. Я говорила вам это, когда вы только приехали в больницу.

Полицейский кивнул.

– Почему же вы оставили ребенка одного?

Прежде он этого вопроса не задавал. Мол, что же вы за мать-то такая?

– Мне нужно было помыться. Я пошла в душевую. Элис спала, – запинаясь на каждом слове, ответила Анджела.

Тогда детектив поглядел на Ника:

– В какое время вы с сыном покинули больницу?

– Почему вы все задаете одни и те же вопросы? – снова вскинулся Ник. Но голос его сделался немного спокойнее, прежний гнев как будто выгорел. – Зачем?

Инспектор Ригби потер ладони на коленях.

– Нам надо убедиться, что мы ничего не упустили, мистер Ирвинг. Иначе вы сами же нам этого не простите.

Анджела кивнула. Она точно не смогла бы такое простить.

– Миссис Ирвинг, – вновь обратился к ней детектив-инспектор. – Что бы вы сказали о своих чувствах к Элис?

В комнате повисла тишина, слышалось лишь прерывистое дыхание Анджелы.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла она наконец. – Что я чувствовала к своему ребенку? Я любила ее.

– Любили? – переспросил полицейский.

– Да, любила. Почему вы пытаетесь сбить меня с толку?

– А вы, мистер Ирвинг? Что вы испытывали по отношению к Элис? – спросил Ригби. Совершенно обычным тоном, без всякого драматизма.

Ник откинулся назад в кресле.

– То же самое. Извините, инспектор, я просто очень устал и толком не соображаю. – Голос его был тихим и измученным, и Анджела вновь взяла его за руку.

Между тем инспектор нервно кашлянул, прочистив горло.

«Что-то есть еще», – подумала Анджела, непроизвольно схватившись за край дивана, точно могла вот-вот упасть.

– Я так понимаю, в вашем браке имелись некоторые проблемы, – наконец решился инспектор Ригби.

Анджела подняла на него взгляд.

– В каждом браке есть свои проблемы, – сказала она, выпустив руку Ника.

– А какие проблемы появились у вас? – осторожно спросил инспектор.

– Спросите об этом лучше Ника, – ответила Анджела и закрыла глаза.

Словно из другой комнаты, она услышала голос мужа, который запинаясь признался детективу в том, что он изменил Анджеле.

– Это была ошибка, инспектор, – говорил тот. – Ужасная ошибка. Всего лишь мимолетная связь. Это ровным счетом ничего не значило.

До нее дошло, что Ник использует сейчас те же самые слова, что говорил, когда она его уличила.

Тогда он точно так же запинался. И точно так же смог ее заболтать. Убедил, что они сумеют восстановить то, что пошло трещинами. А еще Анджелу очень испугала альтернатива оттолкнуть его, сказав «нет». Их жизни настолько тесно переплелись воедино, что она даже не представляла, чтобы что-то могло их развести. Перед ее мысленным взором разверзлось тогда одиночество существования без Ника, и она задалась целью навсегда похоронить свою оскорбленность и обиду. Она никогда не называла эту женщину по имени, даже в собственных мыслях. Та оставалась для нее безликой (Анджела никогда ее не видела, и это помогало) и безымянной. Пустым местом, соблазнившим ее неразумного мужа после ночной попойки с друзьями.

Она бы так о том и не узнала, не приведись ей относить пиджак Ника в химчистку. По привычке, Анджела вывернула все карманы и обнаружила обрывок пустой упаковки от презерватива.

– Это было только раз, Энджи, – слезно взывал он к ней. – Я был пьян и глуп. Пожалуйста, прости меня. Я так сильно люблю вас с Патриком.

Спустя несколько недель он нашептывал ей на ухо в постели:

– Давай заведем еще ребенка, Энджи. Правда ведь, это же будет так чудесно? Это снова сделает нас ближе.

Так они зачали Элис. Пластырь для латания их брака.

Беда была в том, что Анджела не знала, проделывал ли он это раньше – или же продолжал этим заниматься. «Черного кобеля не отмоешь добела», – всякий раз являлось ей на ум, когда Ник позднее обычного возвращался домой или на часок-другой куда-то исчезал. Хотя если он и делал это дальше, то теперь был куда осторожнее.