Шери Лапенья - Супруги по соседству

– Энн, если вы ничего не помните, то почему вы думаете, что убили Кору?

– Потому что она пропала! Потому что я ничего не помню. Иногда, когда у меня стресс, сознание раскалывается, и я выпадаю из реальности. А потом я понимаю, что у меня в памяти провал, и не знаю, что делала в это время. Такое уже случалось.

– Расскажите мне об этом.

– Вы все сами знаете. Вы говорили с Дженис Фогл.

– Я хочу услышать вашу версию. Расскажите, что случилось.

– Не хочу, – она взяла несколько бумажных платочков из коробки и промокнула глаза.

– Почему?

– Я не хочу об этом говорить.

Расбах откинулся на спинку стула и произнес:

– Не думаю, что вы убили Кору, Энн.

– Нет, вы именно так и думаете. Вы сами так говорили, – она комкала в руках платочки.

– Больше я так не думаю. И я искренне сожалею, что внушил вам эту мысль.

– Я точно ее убила. А Марко попросил кого-то вывезти тело, чтобы защитить меня. Чтобы я не знала, что сделала.

– Тогда где она сейчас?

– Не знаю! Марко не рассказывает! Я умоляла его, но он не рассказывает. Он все отрицает. Не хочет, чтобы я знала, что убила собственную дочь. Он защищает меня. Наверное, ему так тяжело. Я подумала, что если приду сюда и признаюсь, то ему не нужно будет больше притворяться, и он сможет рассказать нам, где она, и я буду знать, и все будет кончено, – она съежилась на стуле, опустив голову.

Да, Расбах подозревал в начале, что произошло нечто подобное. Что мать вышла из себя, убила ребенка, а потом они с мужем это скрыли. Такое могло случиться. Но не так, как она это рассказывала. Потому что, если бы она убила ребенка в одиннадцать или даже в полночь и Марко не знал об этом до половины первого, то как тогда получилось, что Дерек Хониг уже ждал с машиной в проулке, чтобы вывезти тело? Нет, она не убивала ребенка. Это просто не складывается.

– Энн, вы уверены, что покормили ее и она стала плакать в одиннадцать? Не могло это случиться раньше? Например, в десять?

В таком случае Марко мог узнать и раньше, когда проверял дочь в десять тридцать.

– Нет, в одиннадцать. Я всегда кормлю ее на ночь в одиннадцать, а потом она обычно спит до пяти утра. Это был единственный раз, когда я отлучалась с вечеринки дольше, чем на пять минут. Можете спросить остальных.

– Да, Марко и Синтия подтвердили, что после одиннадцати вас долго не было и что вы вернулись уже около одиннадцати тридцати, а потом пошли проверять Кору снова в полночь, – ответил Расбах. – Когда вы вернулись на вечеринку, вы говорили Марко, что могли как-то ей навредить?

– Нет, я… я не осознавала до вчерашнего вечера, что, скорее всего, я это сделала!

– Но смотрите, Энн, то, что вы описываете, невозможно, – сказал ей Расбах мягко. – Если Марко пошел туда в двенадцать тридцать, не зная, что ребенок мертв, как могло получиться, что кто-то ждал в гараже с машиной, чтобы вывезти тело, несколько минут спустя?

Энн замерла. Руки перестали нервно комкать платки. Она казалась растерянной.

Ему нужно было сообщить ей еще кое-что:

– Скорее всего, машина, которая стояла в гараже и на которой увезли Кору, принадлежала человеку, найденному убитым в домике в горах, Дереку Хонигу. Следы от шин подходят, и мы скоро узнаем, подтвердит ли экспертиза их идентичность следам из вашего гаража. Мы думаем, он увез Кору в свой домик в горах Катскилл. А некоторое время спустя Хонига забили до смерти лопатой.

Энн смотрела на него так, будто не способна была воспринять эту информацию.

Расбах беспокоился за нее.

– Могу я позвонить кому-нибудь, чтобы вас отвезли домой? Где Марко?

– Он на работе.

– В воскресенье?

Она не ответила.

– Могу я позвонить вашей матери? Подруге?

– Нет! Все в порядке. Я сама доеду. Правда, со мной все в порядке, – сказала Энн. Она резко встала. – Пожалуйста, не говорите никому, что я приходила, – попросила она.

– По крайней мере позвольте вызвать вам такси, – настаивал он.

За минуту до приезда такси она резко повернулась к нему и сказала:

– Но… с двенадцати тридцати и до того, когда мы вернулись домой, было полно времени. Что, если я убила ее, а он нашел ее в двенадцать тридцать и позвонил кому-то. Мы вернулись почти в полвторого, ему не хотелось уходить. Вы не знаете наверняка, что Кору увезли в той машине, которая ехала по проулку в двенадцать тридцать пять. Это могло случиться позже.

Расбах ответил:

– Но если бы Марко кому-то звонил, мы бы знали. У нас есть записи всех ваших звонков. Он никому не звонил. Если Марко и договорился с кем-то, чтобы ребенка увезли, это должно было случиться заранее. А это значит, вы ее не убивали.

Энн бросила на него встревоженный взгляд, как будто собиралась что-то добавить, но в этот момент подъехало такси, и она так ничего и не сказала.

Расбах смотрел ей вслед, жалея до глубины души.

Энн возвращается в пустой дом. В изнеможении ложится на диван в гостиной и размышляет над тем, что случилось в участке.

Расбах почти убедил ее, что она не могла убить Кору. Но ее беспокоит спрятанный в стене мобильник. Марко мог позвонить кому-то в двенадцать тридцать. Она не знает, почему промолчала о телефоне. Может быть, ей не хочется, чтобы Расбаху стало известно о любовнице Марко. Ей слишком стыдно.

Либо так, либо Кору увез, живую, тот человек из домика в горах, после того как Марко проверил ее в полпервого. Она не понимает, почему детектив Расбах так убежден, что машина, ехавшая по проулку в двенадцать тридцать пять, имеет какое-то отношение к произошедшему.

Она вспоминает, как часто лежала здесь с Корой на груди. Кажется, что это было так давно. Она так уставала, что ей требовалось на минутку прилечь с ребенком. Они сворачивались калачиком на диване, прижавшись друг к другу, где-нибудь после обеда, и иногда засыпали вместе. По ее щекам скатываются слезы.

Из-за стены до нее доносятся звуки. Синтия дома, ходит по своей гостиной, слушает музыку. Энн чувствует отвращение. Ей все в этой женщине ненавистно: ее бездетность, ее чувство превосходства над остальными, сексуальная одежда, фигура. Энн ненавидит ее за то, что та заигрывала с ее мужем, пыталась разрушить ее семью. Она не знает, сможет ли когда-нибудь простить Синтию за то, что та сделала. И больше всего она ненавидит Синтию потому, что они были такими хорошими подругами раньше.

Энн ненавистно то, что Синтия живет через стену. Неожиданно она понимает, что они могут и переехать. Они могут выставить дом на продажу. Здесь Энн с Марко все равно пользуются дурной славой (горы писем до сих пор приходят каждый день), и дом, который она так любила, теперь кажется ей склепом. Она чувствует себя похороненной заживо.

Им нельзя больше жить здесь, с Синтией за стеной, на расстоянии, с которого она может поманить Марко пальцем.