Шери Лапенья - Супруги по соседству

Синтия открыла, явно удивленная тем, что видит Энн у себя на пороге.

– Можно войти? – спросила Энн. Хотя Синтия и сидела дома, она была нарядно одета: капри и симпатичная шелковая блузка.

Синтия секунду настороженно на нее смотрела. Потом широко распахнула дверь и ответила:

– Конечно.

Энн прошла в дом.

– Хочешь кофе? Я могу сделать, – предложила Синтия. – Грэм в отъезде. Он прилетает завтра поздно вечером.

– Хорошо, – сказала Энн, следуя за ней на кухню. Теперь, когда она здесь, она не знала, с чего начать. Она хотела знать правду. Как ей стоит вести себя? Держаться дружелюбно? Или агрессивно? Последний раз, когда она была в этом доме, все еще было, как обычно. Кажется, что это было так давно. В другой жизни.

Энн разглядывала раздвижную стеклянную дверь, которая выходила на задний двор. Смотрела на стулья рядом с домом. Она представляла, как Синтия сидит на коленях у Марко на одном из этих стульев, в то время как тот покойник увозит ребенка Энн. Ее переполнял гнев, но она старалась его не показывать. В этом у нее был большой опыт – злиться так, чтобы никто не заметил. Она старалась не показывать своих чувств. Разве не все так поступают? Все притворяются, делают вид, что они не то, чем являются на самом деле. Весь мир построен на лжи и обмане. Синтия – такая же лгунья, как и муж Энн.

Неожиданно у Энн закружилась голова, и она села за стол. Синтия включила кофеварку, затем повернулась и посмотрела на нее, опираясь на столешницу. Оттуда, где сидела Энн, Синтия казалась еще выше, ее ноги – еще длиннее. Энн понимала, что она завидует, безумно завидует Синтии. И Синтия это знает.

Казалось, ни одна из них не хотела начинать разговор первой. Повисла неловкая пауза. Наконец Синтия сказала:

– Как продвигается расследование? – она произнесла это с выражением участия на лице, но Энн непросто было одурачить.

Энн посмотрела на нее и ответила:

– Я никогда больше не увижу своего ребенка, – она произнесла это спокойно, как будто речь шла о погоде. Она чувствовала себя отрешенной, оторванной от окружающей действительности. Внезапно она поняла, что прийти сюда было ошибкой. Она была недостаточно сильна, чтобы встретиться с Синтией лицом к лицу в одиночестве. Ей опасно было здесь находиться. Она боялась Синтию. Но почему? Что могла Синтия ей сделать после того, что уже случилось? Серьезно, после всего, чего Энн лишилась, она должна была чувствовать себя неуязвимой. Ей больше нечего было терять. Это Синтия должна была бояться ее .

А потом Энн поняла. Холод пробрал ее до костей. Энн боялась себя. Боялась того, что могла сделать. Нужно было уйти. Она резко встала.

– Мне пора, – выпалила она.

– Что? Но ты только что пришла, – удивилась Синтия. Она внимательно посмотрела на Энн. – С тобой все в порядке?

Энн снова опустилась на стул и опустила голову между коленями. Синтия подошла и присела рядом с ней на корточки. Ее рука с идеальным маникюром легонько коснулась спины Энн. Энн боялась, что потеряет сознание; она чувствовала себя так, будто ее сейчас стошнит. Она глубоко вдохнула, ожидая, когда тошнота пройдет. Если она подождет и подышит, ей станет легче.

– Вот, выпей кофе, – предложила Синтия. – Кофеин помогает.

Энн подняла голову и смотрела, как Синтия наливает кофе. Этой женщине на нее плевать, но она делает ей кофе, добавляет сахар и сливки и ставит на стол, совсем как раньше. Энн сделала глоток, потом еще один. Синтия была права, ей и правда стало лучше. Кофе сделал мысли яснее, и теперь она могла подумать. Она сделала еще один маленький глоток и опустила чашку на стол. Синтия села напротив.

– Как давно у тебя роман с моим мужем? – спросила Энн небрежно. Голос ее звучал удивительно спокойно, учитывая, что она кипела от злости. Любой, кто услышал бы ее, подумал, что ей плевать.

Синтия села глубже на стуле и скрестила руки на своей вздымающейся груди.

– У меня нет романа с твоим мужем, – так же невозмутимо ответила она.

– Да брось, – сказала Энн странно дружелюбным тоном. – Я все знаю.

Синтия казалась удивленной.

– Ты о чем? Нечего тут знать. Между мной и Марко ничего нет. Мы немножко пошалили на заднем дворе в последний раз, когда вы приходили, но это было несерьезно. Детские глупости. Он был пьян. Мы оба были пьяны. Нас занесло. Это ничего не значило. Это был первый и последний раз, когда мы друг друга коснулись.

– Не понимаю, почему вы оба это отрицаете. Я знаю, что у вас интрижка, – настаивала Энн, глядя на Синтию поверх кружки с кофе.

Синтия смотрела на нее через стол, держа собственную кружку обеими руками.

– Я тебе уже сказала, и я сказала полиции, когда они были здесь, что мы просто немножко подурачились. Мы были пьяны, вот и все. С тех пор между мной и Марко ничего не было. Я даже не виделась с ним с ночи похищения. Это все твое воображение, Энн, – сказала она снисходительным тоном.

– Не ври мне! – внезапно прошипела Энн. – Я видела вчера, как Марко возвращается от тебя через задний двор.

Синтия застыла.

– Так что не ври мне и не говори, что ты его не видела! И я знаю о мобильнике!

– Каком мобильнике? – Синтия приподняла безукоризненно изогнутую бровь.

– Неважно, – ответила Энн, отчаянно желая, чтобы можно было взять последние слова назад. Она вспомнила, что, возможно, телефон предназначался для кого-то другого. Все было так запутано, все эти события. Она едва была способна мыслить ясно. Ей казалось, будто рассудок ее подводит. Она всегда была эмоциональной, но сейчас, когда ее ребенок пропал, а муж изменяет ей, врет, кто бы на ее месте не лишился рассудка? Никто не вправе ее осуждать. Никто не вправе осуждать ее, если она совершит что-нибудь безумное.

Выражение лица Синтии изменилось. Притворное участие сменилось холодным любопытством.

– Хочешь знать, что происходит, Энн? Уверена, что хочешь это знать?

Энн смотрела на нее в ответ, сбитая с толку переменой тона. Энн легко могла представить Синтию в роли школьной обидчицы – высокой красавицы, которая издевается над пухлыми, неуверенными в себе коротышками вроде нее.

– Да, я хочу знать.

– Уверена? Потому что, если я расскажу тебе, то уже не смогу забрать свои слова обратно, – Синтия поставила кружку на стол.

– Я сильнее, чем ты думаешь, – ответила Энн. В ее голосе прозвучало раздражение. Она тоже поставила кружку, наклонилась над столом и произнесла: – Я потеряла ребенка. Что теперь вообще может меня уязвить?

Синтия улыбнулась холодной улыбкой расчетливой женщины. Она откинулась на спинку стула и посмотрела на Энн, как будто пытаясь прийти к какому-то решению.

– Думаю, ты и понятия не имеешь, что происходит, – сказала она.

– Тогда, может, ты мне скажешь? – огрызнулась Энн.