Элеонора Пахомова - Роза и крест

«В полночь явился Дьявол и сел среди нас; но мой Прекрасный Принц прошептал: „Тс-с-с! Это великая тайна, но знай, что это — Иешуа, Спаситель Мира“. Было очень смешно, потому что девочка рядом со мной думала, будто это Иисус Христос, пока другой Прекрасный Принц (брат моего Принца) не шепнул ей с поцелуем: „Тс-с-с! Только никому не рассказывай, но это — Сатана, Спаситель Мира“».

«Мужская энергия в наиболее мужественной ее форме», «вожделение», «отвратительные явления», «маленькая девочка», «полночь»…

Обрывки предложений и отдельные слова закружились в голове Мирослава с бешеной скоростью, сплетаясь в единый ком под властью центробежной силы.

— Послушай, майор, а ваш дедушка, божий одуванчик, к уголовной ответственности не привлекался случайно? — выдал эксперт, оторвавшись от текстов.

Замятин остановился, удивленно посмотрел на него, наморщив лоб, молча подошел к столу, снял трубку стационарного телефона.

— Андрей, посмотри, по нашей базе проходит Владилен Викторович Сидоров сорок второго года рождения?

Стоя с трубкой в руке, майор нервно постукивал карандашом по столешнице, буравил Погодина глазами. Мирослав сидел, сложив руки на груди, и отвечал ему невозмутимым взглядом.

— Привлекался? — вдруг выкрикнул в трубку Замятин. — Какая статья?

— Растление малолетних, — уверенно ответил Мирослав.

— Принесите мне досье. Это срочно, — распорядился майор по телефону.

Досье на Владилена Сидорова оказалось небольшим. 1995 год — два выявленных эпизода растления малолетних. Был осужден на пять лет колонии общего режима. Освобожден досрочно за примерное поведение в 1998 году. Вот так дедушка! Так вот откуда у тебя привычка ошиваться целыми днями во дворе возле своей колымаги, подумал Замятин. Детишек, значит, высматривал.

С фотографии на майора смотрел молодой еще, пятидесятитрехлетний мужчина. Широкое скуластое лицо. Под слегка прищуренными глазами, будто лепестки ромашек, расходятся лучики морщин. В светло-серых глазах не угадать ни одной эмоции, они, словно две большие капли воды, прозрачны и пусты, отливают стальным блеском. Выгоревшие прямые волосы торчат, как солома.

Взяли его за сексуальные домогательства к семилетней девочке, проживавшей с родителями в том же доме, в соседнем подъезде. Из показаний потерпевшей следует, что «дядя» заговорил с ней во дворе, когда она гуляла после школы. Сказал: чтобы починить машину, ему очень нужен какой-то инструмент, а он его в своем подвале никак не может найти — помощник требуется. Она и согласилась. На дворе стояла поздняя весна, домой ее не тянуло, там посадят за уроки, а «дядю» этого она много раз видела, он сосед, можно сказать, знакомый.

Они спустились в подвал. Свет зажегся только в общем коридоре, а вот в комнате, где хранились вещи соседа, — нет. «Ой, беда, беда! Совсем все плохо, лампочка перегорела, — посетовал „дядя“. — Вот тебе фонарик, ты пока осмотрись здесь, а я за новой лампочкой сбегаю». Заполучив фонарик, девочка с любопытством стала осматриваться в загадочной полутемной каморке, заставленной всякой всячиной. Дверь в освещенный коридор оставалась открытой, поэтому было не страшно и очень интересно. Ее окружали полки, на которых чего только не было: непонятные инструменты, пыльные коробочки, загадочные предметы… На полу высилась груда барахла — просто рай для юного исследователя.

Какое-то время она увлеченно изучала предоставленные в ее распоряжение «сокровища», а потом повернулась лицом к выходу и различила в темном углу у двери, до которого не дотягивался свет из коридора, фигуру соседа. Он стоял недвижимо, тихонько посапывая и что-то держал в руке на уровне паха.

От неожиданности девочка вздрогнула, но испуг быстро прошел — сосед вернулся с лампочкой, только и всего. Однако фигура по-прежнему не делала попыток пошевелиться, двинуться к стремянке, чтобы решить проблему со светом. Девочка заговорила первой, ей не нравилась эта непонятная тишина, будто уплотняющая пространство, вызывающая духоту.

— Что это? Лампочка? — спросила она про непонятный предмет в руках соседа.

— Да, лампочка, — хрипло ответил он. — Подойди поближе, посмотри.

Ей не очень хотелось подходить к нему, но она подчинилась под влиянием совсем еще детского рефлекса — надо слушаться старших — и приблизилась. Из-за темноты предмет в его руке разглядеть было сложно.

— Потрогай.

— Зачем?

— Потрогай, — повторил он.

И снова повелительные нотки в голосе взрослого произвели на нее гипнотический эффект. Она протянула руку и осторожно коснулась пальцами «лампочки». Ее удивило, почему она влажная, мягкая, теплая?

— Потрогай еще, — приказал «дядя».

Нехотя она снова приложила подушечки пальцев к странному предмету. Через пару секунд чувство дискомфорта стало настолько сильным, что на его фоне рефлекс послушания показался еле различимым эхом из глубин ее существа, а не правящей силой.

— Еще, потрогай еще, не бойся…

Но она уже отдернула руку — мгновенье тому назад «лампочка» шевельнулась, подушечками пальцев девочка ощутила толчок, пульсацию, по руке потекла теплая жижа. Она так до конца и не поняла, что именно он держал в руках, но это точно была не лампочка. Таких лампочек не бывает! Лампочки стеклянные, гладкие, сухие. А эта влажная, теплая штука была живой.

Ей захотелось бежать отсюда со всех ног. Пространство полутемной каморки показалось душным и тесным. Желтый электрический свет, разлившийся в коридоре по серым стенам — холодным, бледным, мертвым. Она вдруг поняла: тот, кто стоит перед ней, огромен и силен. От него исходит опасность. В темном силуэте больше не угадывалось ничего человеческого. «Дяди», который в свете дня виделся простым и добродушным — в старенькой выцветшей рубашке с закатанными рукавами на загорелых руках, в растянутых на коленях спортивных штанах, в смешных сланцах на босу ногу, — здесь нет. Он остался там, на улице, за дверью в подвал. С ней же в темное подземелье проследовала его тень, темная и бездушная.

— Потрогай еще.

— Мне надо домой.

— Нет, не уходи.

Но она уже сделала первый шаг в сторону. Инстинкт подсказывал, что двигаться надо медленно: резкое движение — и он просто схватит ее, лишит возможности перемещаться.

— Иди сюда.

— Мне надо домой, очень надо.

Она сделала еще пару шагов к дверному проему, ведущему в коридор. Осталось лишь переступить порог. Темная тень оставалась на прежнем месте и звала ее. Но девочка шагнула вперед. Тоннель подвального коридора показался бесконечным, а собственное тело, налитое ужасом, — неповоротливым и тяжелым. Она двинулась вперед с осознанием того, что в любой момент тень может нагнать ее, положить на плечо тяжелую руку. За спиной снова послышался хриплый голос, который просил подождать, послушать, не уходить. Она обернулась. В свете лампы он опять стал похож на соседа, но лишь внешне. Это существо по-прежнему казалось неживым и страшным. Он стоял будто в нерешительности. Его голос все еще имел над ней власть, словно невидимые силки, тянул назад, мешая двигаться к светлому прямоугольнику выхода. Время тянулось мучительно долго, каждый шаг давался тяжело, с преодолением. Было жутко.