Энн Кессиди - Девочки-мотыльки

Зофия открыла ящик прикроватной тумбочки и достала косметичку — в точности как та, что она забыла у них на прошлой неделе, розовую с черными загогулинами.

— Теперь у нас одинаковые косметички.

Петра взяла ее. В другой день она бы обрадовалась до небес, но сегодня этот подарок казался ей открыткой из далекого места. Зофия будет жить в тысячах километров от нее, а у Петры останется лишь отрада в виде этой яркой маленькой косметички.

— Пойдем есть. А потом можем посмотреть «Друзей»? Да? — закончила разговор Зофия.

Они сели за кухонный стол напротив друг друга. Петра налила колу в бокал, а женщина немного красного вина. По радио играла музыка, медленная и успокаивающая. Зофия рассказывала, как Биг-босс приводил в маникюрный салон четырех разных девушек, и всему персоналу приходилось притворяться, что каждая из них — его единственная. Петра слушала вполуха. Она гоняла еду по тарелке и пыталась убедить себя, что все еще может наладиться, папа одумается. Но потом она кое-что поняла. Вдруг это не папа расстался с Зофией? Что, если наоборот? Зофия решила, что ее папа — плохая партия.

Так говорила ее бабушка. «Проблема в том, что твой папа — плохая партия». Будто он был лошадью в забеге, в котором никогда не одержит победу. Она говорила и кое-что еще. «Твой папа тебя любит, но у него проблемы с самоконтролем. Есть линия, которую он старается не пересекать…» Петра представляла себе нарисованную по линейке черным фломастером линию. «Но иногда он опускается за нее и становится другим человеком». Она представляла, как маленькая фигурка папы висит в воздухе, одной рукой еле-еле держась за эту самую линию.

Петру бросило в дрожь, к глазам подступили слезы. Зофия все еще рассказывала о Биг-боссе, который отправлял ее покупать сотовый для каждой пассии. «Он хотел для каждой разные чехлы. Знал любимые цвета своих подружек!» А потом она замолчала, только музыка играла по радио. Зофия подняла взгляд и посмотрела на Петру. Ее лицо перекосилось. Она отложила нож и вилку.

— Не плачь, moja mała róża…

Но Петра не могла сдержаться. Опустила нож с вилкой на тарелку и прикрыла глаза. Слезы потекли по щекам. Она не могла их остановить. Зофия скоро уедет, и ее жизнь станет пресной, лишенной ярких цветов. Она рыдала, стирая пальцами влагу с лица. Зофия взяла ее за руку. Крепко сжала и переплела их пальцы, будто Петра стояла на краю здания и вот-вот могла сорваться вниз.

Раздался звонок в дверь. Они обе оглянулись. Петра сглотнула слезы.

Зофия поднялась.

— Кто-то забыл ключ. Сейчас вернусь.

Петра отодвинула почти нетронутую тарелку. Услышала, как Зофия открыла дверь. Последовал короткий разговор, а потом шаги по коридору. Зофия вскрикнула. Что-то вроде «Нет-нет». Приоткрылась дверь на кухню. И Петра услышала мужской голос.

— Соф, я же клялся. Это был единичный случай.

— Ты должен уйти.

— Я не хотел на тебя набрасываться. Сколько я должен просить прощения?

Это был папа. Он вошел на кухню и замолчал, как только увидел Петру. Удивился.

— Что ты здесь делаешь?

— Я…

Зофия стояла рядом и придерживала дверь.

— Я пригласила Петру на обед. Ты же говорила папе?

— Я…

Папа работал все выходные. Она предупредила, что переночует у Мэнди, но не сказала, что пойдет куда-то еще. Петра вообще редко озвучивала ему свои планы. У нее неприятности? Папа взволнованно смотрел на них. На нем была вчерашняя одежда. В руке — ключи от машины. Его глаза немного опухли, словно он давно был на ногах. Снова спал на заднем сиденье машины?

— Ты должен уйти, Джейсон. Я говорила тебе не приходить. Не хочу, чтобы Петра видела, как мы ругаемся, — спокойно произнесла Зофия.

— Соф… — пробормотал он и протянул руку, словно в мольбе.

— Джейсон, здесь Петра.

— Петра, иди в машину.

— Она еще не доела.

— Выйди. Мы заедем в «Макдоналдс». Мне нужно поговорить с Соф.

— Нам не о чем разговаривать.

— Пап, я хочу остаться и доесть.

— Иди, Джейсон. Я прослежу, чтобы Петра благополучно добралась до дома.

— Соф…

Его голос смягчился. Он подошел к Зофии и погладил ее по руке.

— Ну же, Соф… Ты же меня знаешь… Понимаешь… Я не хотел тебя обидеть…

Он наклонился, будто хотел ее поцеловать, но она его оттолкнула.

— Не прикасайся ко мне.

Он выругался и схватил ее за предплечья. Петра вскочила, прижала локти к ребрам. Папа потащил Зофию к раковине, по пути отпихнув ногой стул. По радио тихо играла звенящая музыка. Но на лице Зофии отражалась непреклонность, злость. Она говорила на польском, забрасывая его словами. Петра не знала, что делать. Папа сжимал руки женщины и успокаивал ее, словно непослушного ребенка. Зофия подняла колено, целясь ему в пах, но рост не позволил дотянуться, и он громко засмеялся. Петра буквально надулась от негодования. И сделала шаг вперед. Подошла к папе и забарабанила кулаками по его спине. Она использовала всю свою силу, но чувствовала, что удары просто отскакивают от его пиджака. Он оглянулся.

— Петра!

— Пожалуйста, перестань.

— Иди в машину!

— Отстань от нее!

— ПЕТРА, ИДИ В МАШИНУ!

Он отпустил Зофию, и она осела.

— Бери свою куртку и иди, — повернувшись, произнес он тихим, спокойным голосом, словно с трудом сдерживал гнев.

— Иди, Петра, — сказала Зофия, обходя его. — Я напишу тебе. Прогуляемся по магазинам. А сейчас иди.

Петра вышла из кухни в коридор. Сняла с вешалки куртку и шагнула за дверь. В груди образовалась зияющая дыра, настолько большая, что она вполне могла в нее провалиться. Папа последовал за ней. За ним шла Зофия. Петра остановилась и обернулась, выискивая на женщине какие-либо повреждения. Но ничего не нашла. Зофия уперла руки в бока, на лице не отражалось ни единой эмоции. Встретившись взглядом с Петрой, она легонько кивнула, как бы говоря: «Все нормально. Я в порядке». Папа первым подошел к машине и открыл ее.

— Садись, — устало сказал он.

— Можно я ненадолго останусь?

Папа вздохнул, обошел машину и схватил Петру за руку.

— Я больше ни слова не скажу, просто садись в машину.

Он открыл дверцу и затолкал ее на заднее сиденье. Она потерла руку. Та болела от его хватки. Машина с визгом отъехала от тротуара, и Петра спряталась за водительской спинкой. Там отец не мог ее видеть. Как бы ей хотелось тоже не видеть его.

А потом она вспомнила про косметичку. Та осталась у Зофии.

К звонку с последнего урока перед каникулами Петра совершенно вымоталась. Нужно было узнать оценки, результаты по тестам и заполнить все необходимые формы. Она радовалась, что закончились первые недели учебы в Кромерти Хай. Чувство новизны ушло, и ей казалось, что она учится здесь уже много лет. У нее, Тины и даже Мэнди имелись свои места. Утром они собирались у библиотеки и прятались под навесом, если шел дождь. На перемене выходили к столикам у спортивного поля. После ланча тусовались в небольшом дворике возле корпуса старшеклассников, сидели на ступеньках у заброшенного сада. Тут она была счастлива; была частью всего этого.