Альбина Нури - Обреченные на страх

Дворники забросили снеговые лопаты и хрустко шаркали по асфальту растрепанными метлами. Время от времени улицы умывались дождем, который звенел и гремел по дорогам и крышам. Так яростно шуметь умеют только весенние или летние ливни. Это осенний дождь шепчет, шелестит и печалится, а весенний быстро заканчивается, проносится над городом и мчится прочь. Машины после него задорно сверкают влажными разноцветными боками, и даже лица на билбордах кажутся посвежевшими.

Каждый день по пути на работу я жадно вдыхала, вбирала в себя весеннюю суматоху. Она будила надежды, будоражила душу, обещала перемены, и я начинала верить в возможность грядущего счастья.

Раны мои затягивались, и даже маме полегчало, она выглядела лучше, хотя по-прежнему не узнавала меня. Доктор не уставал повторять, что состояние ее стабильно и она окрепла физически.

На Восьмое марта я подарила ей платье-халат из мягкой сиреневой ткани. На подоле цвели фиолетовые ирисы. Сверкали золотистые пуговки, похожие на крошечные солнышки. Мама долго разглядывала подарок, а потом улыбнулась почти забытой улыбкой.

– Цвет красивый, – сказала она. – Ирисы я люблю. Как они пахнут!

– Знаю, мамуль, – пробормотала я, стараясь не расплакаться. В прошлом году мне не разрешили навестить ее на этот праздник: ей тогда стало хуже.

В начале апреля я встретила в торговом центре Илью. Он ехал на эскалаторе вниз, а я поднималась наверх. Илья хорошо выглядел: отпустил волосы чуть длиннее, чем раньше, и это ему шло, придало лицу утонченность.

В последний раз мы виделись давно, еще на похоронах отца. Разговор вышел формальный, мне было не до общения. Но я видела, что папина безвременная смерть потрясла его. Они были близки: Илья считал папу не свекром, а почти отцом. Илья принес огромный траурный венок, и глаза у него были красные и воспаленные. Наверное, чувствовал себя виноватым, потому что избегал отца в последние месяцы, отталкивал и не оказался рядом, когда был так нужен.

Смерть близкого человека – всегда тяжкий удар, но если к горю примешивается чувство вины, то горечь утраты становится еще горше, а тяжесть еще неподъемнее.

В тот день в торговом центре мы с Ильей встретились взглядами, кивнули и улыбнулись друг другу. Оба почти одновременно сделали какое-то неловкое движение, вроде бы рванувшись навстречу один к другому. Я хотела крикнуть, чтобы он подождал меня, что я сейчас спущусь, и, по-моему, он хотел сделать то же самое.

Однако мы оба промолчали.

Движущаяся лента унесла нас в разные стороны, на разные уровни, и Илья затерялся в толпе. Жалела ли я, что мы так и не перебросились ни словом? Пожалуй, нет. Что могли мы сказать? О чем нам было разговаривать? В прошлом нас связывало слишком многое, но ни мне, ни ему не хотелось об этом вспоминать. А в дне сегодняшнем точек соприкосновения не было.

Да и вообще есть что-то нездоровое в том, чтобы говорить о погоде и ценах с человеком, который видел, как твоя сестра прыгнула вниз с высоты почти пятидесяти метров.

С момента, когда я узнала о трагедии с Жанной и Дашей, мне казалось, что в районе солнечного сплетения у меня заложена бомба. Я почти слышала тиканье часового механизма и постоянно ожидала взрыва. Засыпала с трудом, просыпалась по утрам с ощущением противного холодка в желудке и готовилась к худшему. Худшее наступало, подтверждая мои опасения. Отсчет не прекращался.

Но спустя год тиканье стало значительно тише. А спустя почти три года я начала думать, что смогу вернуть свою жизнь в относительно нормальное русло.

Постепенно я смирялась со своим одиночеством, сживалась с ним. Как написал в одном рассказе Михаил Зощенко, человек не блоха – ко всему может привыкнуть. То, что вчера казалось невозможным и мучительным, сегодня составляет часть жизни.

Мои любимые: отец, сестра, племянница – были мертвы; мама лишилась рассудка, оказалась в психиатрической лечебнице. Я же, которая и представить себе не могла, что могу лишиться родных, свыклась с этим фактом и продолжала жить. А временами даже получала от этой жизни удовольствие.

Любимых не было больше со мной, но еда не теряла вкуса, фильмы и книги оставались занимательными, шутки смешили, желание путешествовать манило в дорогу. Деньги зарабатывались. Вещи покупались и хорошо сидели на фигуре. Я общалась с друзьями, ходила на работу, погружалась в новые проекты.

Иногда я ненавидела себя за это врожденное умение предавать, за способность забывать, перешагивать через прошлое. Но потом думала: если не готова умереть, то надо радоваться, что способна на такое предательство.

Призрак сестры больше не напоминал о себе, трагедия становилась достоянием истории.

Тем оглушительнее был грохот взрыва, который прогремел в середине июля.

В знаменитом письме Курта Воннегута, адресованном выпускникам, есть гениальная фраза о том, что не стоит напрасно беспокоиться о чем-то, что может случиться в будущем, просто потому, что плохое обычно наступает без предупреждения, в один из самых обычных вторников, и предугадать его (а тем более предотвратить) невозможно…

Обстановка в редакции с утра была накаленная: разразился скандал с фирмой, разместившей у нас рекламный текст. Гендиректор «Грани», некто Колесов, легко пошел на контакт, рассказывал расстроенный Дамир, а когда текст был готов, похвалил его и разрешил разместить в Журнале. Устно.

– Как я прокололся? – сетовал коммерческий директор, и в глубине души я костерила его почем зря, хотя вслух старалась ободрить. Разумеется, нужно письменно согласовывать с заказчиком каждый чих – это аксиома.

Колесов получил положенное ему количество экземпляров, мы стали ждать оплаты. Которая не поступила. Гендиректор «Грани» заявил, что в материале допущены грубейшие ошибки, текст корявый, поэтому платить он не будет.

– Ясно же, этой скотине халявы захотелось! – Дамир бушевал, но поделать ничего не мог. В договоре было предельно четко написано про необходимость согласования.

Корреспондентка, которая писала текст, горестно рыдала в углу, и Ася отпаивала ее успокоительным. Все боялись реакции учредителя, а обязанность сообщить ему о случившемся лежала на мне.

К обеду буря улеглась. Денег эта окаянная «Грань», чтоб ей прибыли не видать, конечно, не выплатит: мы подарили нечестному заказчику журнальный разворот с хвалебной статьей. Но шеф отнесся с пониманием, так что головы с плеч не полетят.

В обеденный перерыв мы – Саша, Ася, я и Дамир, который в этот раз присоединился к нам, – продолжали обсуждать случившееся и строить планы мести. Изощреннее всех был осознававший свой промах руководитель рекламного отдела.

Зал ресторанчика был небольшой, немного тесный, но уютный. Посетители сидели не на стульях, а на коричневых диванчиках, так что гости были отделены друг от друга высокими спинками. Официант принес наш заказ.