Альбина Нури - Обреченные на страх

Статья, которую девушка принесла на этот раз, была про юбилейный концерт местной звезды эстрады. Вклад звезды в искусство и без того был сомнителен, а уж в представлении Люции и вовсе вызывал недоумение. Мало того, она снова допускала те же ошибки, что и в предыдущих текстах.

Я почувствовала, как внутри поднимается огненная волна, и поняла, что не сумею сдержаться. Это было сильнее меня: раздражение, неприязнь усилились потрясением, которое я испытала в кафе, и мне хотелось наорать на Люцию, сбить с ее лица это безмятежное выражение.

– Это никуда не годится, – сказала я для начала.

– Вы только скажите, где поправить! – На свете не так уж много людей, которые смогли бы так хладнокровно отреагировать на критику.

– Ты не поняла. Текст нужно не поправить, а полностью переписать. Это просто мешанина. Ни конца, ни начала. – Я понимала, что говорю громче, чем нужно. Ася подняла голову и беспокойно поглядела в нашу сторону.

– Но вы же раньше говорили, где исправить, и я делала.

Она все еще продолжала улыбаться. А этот тон! Люция говорила со мной как любящая мать с ребенком, который ей надерзил.

– Думаешь, я вечно буду за тебя статьи переписывать? Извини, не собираюсь жизнь положить на то, чтобы учить тебя азам профессии.

– Но я только недавно пришла! Я же стараюсь! Как будто у всех все сразу получается!

Она хотела сказать что-то еще в том же духе, но я недослушала.

– Люция, можно я скажу честно? Как журналист ты безнадежна. Тебе нужно сменить работу, пока не поздно. Ты все равно скоро поймешь, что это не твое.

– Хотите сказать, я бездарная? – выкрикнула она и выбежала из кабинета, начав рыдать еще на пороге.

Все, кто были в офисе, как по свистку, уткнулись в свои бумаги. Им было неловко, как будто они застали нас с Люцией голыми. Я уверена, что все без исключения разделяли мое мнение, но эта сцена выглядела так, будто злая редакторша сорвала зло на малолетней девчонке, унизила и довела ее до истерики (в какой-то степени так оно и было). Тем более, несмотря на глупость, Люция, в общем-то, всем нравилась своим добродушием.

Вдобавок я с запозданием сообразила, что могла бы дождаться, пока все уйдут, и сказать то, что сказала, с глазу на глаз. Прежде я никогда в жизни не позволяла себе публичных выволочек!

Я неловко откашлялась, думая, что сказать. Но говорить не пришлось: зазвонил телефон, и Ася соединила меня со звонившим. День покатился дальше, все занялись делами, и неловкая сцена если не забылась, то отодвинулась в прошлое.

Люция вернулась из туалета с красными глазами и распухшим носом. Мы впервые видели ее без косметики, и, если бы кто поинтересовался моим мнением, я бы ответила, что так ей гораздо лучше. Не заплаканной, а ненакрашенной.

Спустя некоторое время Ася сделала мне знак, и мы вышли в коридор.

– Знаю, что ты скажешь. Была не права, прилюдно наговорила девочке гадостей и все такое.

– Я не о том. – Ася взяла сигарету. – Все ты правильно говорила. Но ты же знаешь, кто ее папочка. Шефу не понравится.

Господи, что за день-то такой? Не одно, так другое.

– Мне что, пойти и извиниться? Чтобы она вечно на моей шее сидела?

– Не кипятись, – невозмутимо проговорила подруга. – Ты обидела единственную дочь лучшего друга шефа. Родители в Люции души не чают.

Ася права, абсолютно права. Этот момент я вообще выпустила из виду. Дернул меня черт за язык! Подумаешь, ну, поправила бы ее бредовый текст, даже переписала. От меня бы не убыло. Люция бы все равно наигралась в корреспондентку и уволилась. А теперь что?

Эти слова я проговорила вслух, признавая Асину правоту.

– Надо помириться. Она девчонка отходчивая.

Вечером я подошла к столу Люции. Та глядела настороженно: наверное, ждала, что я опять накинусь на нее и заставлю писать заявление об уходе. На душе стало еще гаже, и я решила не врать и не юлить, а говорить прямо. К тому же меня посетила удачная идея.

– Люция, я хочу извиниться. Перегнула палку, говорила с тобой слишком резко и… В общем, была не права. Прости.

Девушка держала в руках листок бумаги, как будто хотела защититься им от меня. Но после этих слов опустила свой щит и часто-часто заморгала, пытаясь не расплакаться.

– Я подумала вот о чем. Репортажи, очерки – не самая сильная твоя сторона. Но мы можем попробовать кое-что другое: открыть новую рубрику – вроде «Женского клуба»…

Прежде я об этом не думала: мода, косметика, кулинария – в нашем Журнале такого не было. Мы позиционировали себя как серьезное издание, писали о бизнесе, экономике, социальных проблемах. Но если известные, успешные люди поделятся секретами с простыми смертными, расскажут, как готовят любимые блюда или выбирают наряды, какой последний фильм посмотрели и книгу прочли, вдруг это выстрелит? И рекламу под это можно подтянуть. И шеф будет доволен: дочка друга ведет собственную рубрику. А коли у нее не получится, кто же виноват?

Люция воспарила к небесам – простенькое, совсем юное без косметики личико расцвело. У меня на душе вдруг тоже как-то полегчало.

– Вы такая хорошая, Марьяна! – сказала Люция. – Я так хочу для вас что-нибудь сделать! Если вам что-то когда-то будет нужно, вы только скажите!

Как я ни билась, ни шерстила Интернет, придя наконец-то домой в тот вечер, ничего полезного о случившемся в Нижнекамске узнать не удалось. Газеты и телепередачи повторяли друг за другом одно и то же. Имена участников трагедии были изменены.

Выход, конечно, существовал. Плох тот журналист, который за годы работы не обрастает связями и знакомыми в самых неожиданных сферах. Работая в многотиражке, я тесно общалась с руководителем пресс-службы МВД. Позже он с этой должности ушел, получил очередную звездочку на погоны (возможно, и не одну) и забрался еще выше. С той высоты, на которой теперь пребывает, Рустам запросто может рассмотреть все детали таинственного происшествия, которое меня так интересовало.

Проблема в том, что Рустам Галеев был еще и моим бывшим. Расстались мы по моей инициативе и не сказать, чтобы сохранили дружеские отношения. Сейчас Рустам вроде бы счастлив в законном браке. Звонить ему не хотелось, но другого способа разузнать о происшествии я не видела.

– Слушаю, Галеев, – рыкнул он свое обычное. Давняя привычка: так Рустам отвечает на все звонки – и служебные, и личные.

Я как можно суше и официальнее поздоровалась и назвалась, хотя нужды в этом не было. Номер моего телефона остался прежним.

– Чему обязан? – спросил он.

Голос деревянный, напряженный. Жена рядом или до сих пор обижается, что я при расставании назвала его солдафоном?

– Прости, что побеспокоила. У меня есть один вопрос, и я подумала, ты сможешь помочь.