Тесс Герритсен - Выжить, чтобы умереть

Поджав губы, Рэнди прикрепил на негатоскоп новые снимки, и то, что Маура увидела на них, развеяло все прежние сомнения. Стоявшая за ее спиной доктор Оуэн встревоженно охнула.

Это классические костные изменения, — проговорила Маура. — До сих пор я видела такие всего дважды. Первый раз у иммигранта из Алжира. А второй — у трупа, который оказался в грузовом самолете, это был мужчина из Южной Америки.

На что вы смотрите? — заинтересовался Рэнди.

На изменения левой пяточной кости, — объяснила доктор Оуэн. И указала на правую пяточную кость.

Они видны и на правой пяточной кости, — сказала Маура. — Деформация возникла в результате многочисленных старых переломов, которые уже зажили.

Так у нее были сломаны обе ступни? — поразился Рэнди.

И многократно. — Маура пристально вгляделась в снимки и даже поежилась, осознавая их значение. — Фалака, — тихо добавила она.

Я читала об этом, — сказала доктор Оуэн. — Но никогда не думала, что увижу такое в Мэне. Маура перевела взгляд на Рэнди.

Ее также называют бастинадо. Удары наносят по подошвам ног, из-за чего ломаются кости, рвутся сухожилия и связки. Эта пытка известна в разных уголках света. Средний Восток. Азия. Южная Америка.

Вы хотите сказать, что кто-то пытал ее?

Маура кивнула.

Указанные мною изменения больших берцовых костей также свидетельствуют о многократных ударах. По голеням били каким-то тяжелым предметом. Возможно, этих ударов было недостаточно для настоящих переломов, однако из-за многочисленных кровоизлияний они оставили постоянные изменения надкостницы.

Маура вернулась к столу, на котором лежало изломанное тело Анны. Теперь она понимала, что означают эти сетки шрамов на груди и животе. Но по-прежнему не понимала, почему они появились у Анны. И когда.

Однако это вовсе не объясняет причину самоубийства, — заметила доктор Оуэн.

Нет, — согласилась Маура. — Но начинаешь задаваться вопросами, верно? А вдруг ее смерть связана с прошлым? С тем, как появились эти шрамы.

Вы начали сомневаться, самоубийство ли это?

Увидев эти изменения, я сомневаюсь во всем. Теперь у нас появилась новая загадка. — Маура поглядела на доктора Оуэн. — Почему пытали Анну Уэлливер?

Тюремная камера делает жалким любого, так же она поступила и с Икаром.

Из-за решетки он казался совсем невысоким и незначительным. Ему пришлось снять свой итальянский костюм и часы «Панерай» и надеть отвратительный оранжевый комбинезон и резиновые шлепки. Его одиночная камера была оборудована умывальником, унитазом и бетонной кроватью-полкой с тонким матрацем, на котором он теперь и сидел.

Знаете, — сказал он, — у каждого человека есть своя цена.

И какова ваша? — спросил я.

Я ее уже заплатил. Потерял все, что у меня было. — Он посмотрел на меня своими светло-голубыми глазами, такими не похожими на глаза его погибшего сына Карло. — Я говорил о вашей цене.

О моей? Я не продаюсь.

Так значит, вы просто недалекий патриот? Делаете все это из любви к своей стране?

— Да.

Он рассмеялся.

Я уже слышал нечто подобное. Это всего-навсего означает, что другая сторона предложила меньше.

Нет такой суммы, которая заставила бы меня продать свою страну.

Икар посмотрел на меня будто бы с жалостью, словно я слабоумный.

Что ж, ладно. Возвращайтесь в свою страну. Но вы ведь знаете, что вернетесь домой куда беднее, чем надо.

В отличие от некоторых, я по крайней мере могу уехать домой, — поддел его я.

Икар улыбнулся, и от этой улыбки мои руки внезапно похолодели. Я словно бы смотрел в лицо будущему.

Неужели?

Джейн вынуждена была признать: Даррен Кроу прекрасно выглядел по телевизору. Риццоли сидела за своим столом в отделе убийств и смотрела интервью по рабочему телевизору, восхищаясь модным костюмом Кроу, его уложенными волосами и ослепительно-белыми зубами. Ей было интересно, как именно он отбеливал их: самостоятельно, с помощью средств, которые покупал в аптеке, или платил специалисту, чтобы тот полировал ему зубы до жемчужного блеска?

Жареный с мясом и сыром и двойной кислой капустой, — объявил Фрост, ставя на стол Джейн пакет с сандвичем. Сам он плюхнулся на стул, стоявший по соседству, и развернул свой обычный обед: индейку на белом хлебе, без зеленого салата.

Смотри, как журналистка пожирает его глазами, — сказала Джейн, указывая на блондинку, которая интервьюировала Кроу. — Клянусь, она вот-вот сорвет с себя пиджачок и закричит: «Возьми меня, полицейский!»

Мне такого никто не скажет, — вздохнул Фрост, смиренно откусывая от своего сандвича.

Он очаровывает народ, словно профи. Ой, смотри, смотри, вот его глубокомысленное выражение.

Я видел, как он в туалете репетировал эту мину.

Глубокомысленную? — Фыркнув, Джейн развернула свой сандвич. — У него никогда глубоких мыслей-то не было. Он глазеет на эту телку так, будто бы размышляет о ее глубокой глотке.

Поедая сандвичи, они смотрели, как Кроу по телевизору описывает захват Сапаты. «Мог бы сдаться, но решил бежать… Мы проявляли сдержанность во всех отношениях… явно действовал, как виновный…»

Внезапно потеряв аппетит, Джейн отложила в сторону свой жареный сандвич.

«Нужно навести порядок с нелегальными иностранцами вроде Сапаты. Я обещаю законопослушным жителям Бостона сделать это».

Чушь какая-то, — возмутилась Риццоли. — Так просто взял, осудил и приговорил Сапату.

Фрост не сказал ни слова, просто продолжил уплетать свой сандвич с индейкой, как будто ничего другого на свете и не существовало. Это раздражало Джейн. Обычно она очень ценила невозмутимость своего напарника. Никаких тебе драм и разборок — просто до ужаса уравновешенный бойскаут, который сейчас напоминал ей жующую корову на пастбище.

Эй! — окликнула она. — Тебя это не бесит?

Барри поглядел на Риццоли и ответил полным индейкой ртом:

Я знаю, что это бесит тебя.

А для тебя это нормально? Закрыть дело, когда у нас нет орудия убийства, когда в вещах Сапаты не обнаружилось ничего, связанного с Акерманами?

Я не сказал, что для меня это нормально.

А этот голливудский полицейский в телевизоре уже закрыл папочку с делом и обвязал ленточкой, словно рождественский подарок. Вонючий подарочек. Это должно бесить тебя.

Наверное.

Тебя вообще хоть что-нибудь бесит?

Фрост откусил еще один кусок сандвича и принялся жевать, обдумывая вопрос.

Ага, — наконец признался он. — Элис.

Как правило, бывшие жены всех бесят.

Ты сама спросила.

Но это дело тоже должно тебя бесить. Или хотя бы досаждать тебе, как нам с Маурой.

При упоминании о Мауре Барри наконец-то отложил сандвич и посмотрел на свою напарницу.

И что же думает доктор Айлз?