Дот Хатчисон - Розы мая

– Хорошо. Давай порисуем.

Время близится к полуночи, но Эддисон кивает и открывает первый файл. Откашливается и начинает читать вслух.

– Первая известная жертва, Дарла Джин Кармайкл, шестнадцать лет. Убита в южной баптистской церкви в Холируде, штат Техас, неподалеку от Сан-Антонио, двадцать третьего марта. Сорайда Бурре…

Он читает, называет имена и даты, перечисляет характерные детали, а Виктор записывает информацию на белой доске, используя цветовое кодирование. Зеленый – места и даты; синий – детективы и агенты, занимавшиеся делом; фиолетовый – финансовое положение семьи; красный – описания жертв. Они практиковали такое и раньше: собирали все на одной странице в надежде увидеть что-то потерявшееся в шуршании бумаг.

Перед каждой группой в академии инструкторы ставят такой вопрос: почему труднее найти того, кто убивает реже? Ответ складывается из многих частей. Растянутый во времени шаблон труднее идентифицировать. Детали сигнатуры теряются. Импульсивный убийца торопится и оставляет следы. В случае с серийным ждать совершения им ошибки приходится иногда очень долго.

Про себя Эддисон считает, что все сводится к контролю. Чем длиннее временной промежуток между убийствами, тем лучше контролирует себя преступник, тем тщательнее планирует. Тот, кто убивает раз в год, не спешит, его не гонит отчаяние, и у него меньше шансов облажаться. Кто терпелив, тот не тревожится из-за того, что его поймают.

Эддисон нетерпелив. Он уже слишком долго ждет того момента, когда сможет сказать Прие, сказать родственникам жертв, что ублюдок, убивший их дочерей и сестер, схвачен. У него нет ни малейшего желания добавлять к стопке папок еще одну, вносить в список еще одно имя. Вот только он не уверен, что этого удастся избежать.

Ведь уже практически март.

Ее зовут Саша Вулфсон, и в первый раз ты видишь ее, когда она едва не разбивает кабриолет своего дяди. Верх опущен, и свежий весенний ветер треплет волосы и бросает ей в лицо. Она вдруг съезжает на обочину, чтобы собрать их в узел на затылке, и смеется.

Какой чудесный смех…

Дядя тоже смеется, подает ей шарф и терпеливо объясняет, как переходить с одной полосы на другую и встраиваться в поток движения, рассказывает про слепые зоны. Он учит ее вождению.

Неделями ты следуешь за этим смехом – через уроки вождения, пешие прогулки после школы и уикенды, которые она проводит с семьей, занимающейся ландшафтным бизнесом. Как же хорошо у нее получается с цветами! И они всегда с ней, в ее волосах. Родители постоянно поручают ей тонкую, деликатную работу: протянуть тонкие, ломкие стебли через деревянную решетку, пересадить с места на место самые хрупкие растеньица. Больше всего ей нравятся сады с бабочками, иногда она плетет корону из жимолости.

Ты ловишь их аромат, когда она проходит мимо, и крохотные цветки белеют в пламенеющих волосах.

Ее сестра – оторва, это ты знаешь. Учится в колледже и трахает все, что стоит. Бедные родители, вздыхают соседи. Ночные звонки из полиции, наркотики, пьянство, разбитая машина. Но у них хотя бы есть Саша.

Есть хорошая девочка, которой они могут гордиться.

Но ты ведь знаешь, что бывает с девушками, когда они становятся старше. Дарла Джин была хорошей девушкой, пока с ней не случилось такое. Сорайда не поддалась соблазнам и теперь надежно защищена от них, но Ли… Ли Кларк всегда была порочной, и без нее мир стал лучше. Когда Саша получит водительские права и уедет на своей собственной машине, кто знает, какой номер она отколет?

Нет. Пусть ее родители не справились с воспитанием старшей дочери, но с Сашей они все сделали как надо, и она отплатит им тем же. Пусть знают, что Саша навсегда останется хорошей девушкой. Они это заслужили.

Уже почти лето, и сегодня на ее голове пышная корона из жимолости; местами ее волосы сплелись с веточками, и вот корона уже балансирует в рискованном положении между элегантностью и буйством. Но ты ведь читал сказки. Ты знаешь, что придет принц, и вот уже невеста более не невинна. Поцелуи бывают разные: один – чтобы пробудить, другой – чтобы исцелить, третий – чтобы сохранить. Принцессы становятся королевами, и не было еще королевы, которая не заслуживала бы костра.

Огненные волосы, потемневшие от пота, убегают из-под короны и прилипают к шее и горлу. Саша работает на цветочных клумбах возле церкви. Выпрямляется, потягивается, идет к темной, молчаливой церкви – попить и немного остыть.

Ты следуешь за ней, потому что знаешь, что случается с принцессами, когда они не защищены от мира…

Потом ты срываешь цветок с развалившейся короны и кладешь его себе на язык. Сквозь медный привкус крови просачивается сладковатый аромат жимолости.

Погода не столько теплеет, сколько шагает размеренно от бо́льшего холода к меньшему. Такие перемены, в общем-то, и не замечаешь, потому что холод есть холод, пока он не падает ниже точки замерзания или не поднимается до прохлады, а потому не важно, где именно он в этом промежутке. Но цифры упрямы и стоят на своем: действительно теплеет.

Спрятав лицо за высоким воротником пальто, так что видны только глаза, мама твердит, что цифры врут.

Я-то к холоду привыкла – шахматы, прогулки пешком, опыты с камерой. Хотя одежды на мне столько, что я по-прежнему чувствую себя матрешкой, но теперь кончик носа теряет чувствительность не так быстро. Я заворачиваюсь вокруг маминой руки и прижимаюсь к ней, чтобы поделиться теплом.

– Напомни, почему я это делаю? – Мамин голос звучит глухо из-под шарфа.

– Потому что это была твоя идея?

– Ну, это глупо. Ты же умная, почему ты меня не остановила?

– Если я умная, то почему повторяешь это снова и снова на протяжении одной недели?

– Справедливо. Мы – две дурехи. – Она пританцовывает на месте, пока мы ждем, когда же наконец загорится зеленый, и я невольно раскачиваюсь вместе с ней. – Мне недостает зелени.

– Я предлагала тебе домашнее растение.

– Если оно сделано из ткани или пластика, то это не растение. – Мама смотрит на свои толстые перчатки и вздыхает. – Мне снова нужна грязь под ногтями.

– До отъезда во Францию надо запастись семенами. – Хотя, если подумать… – Только сначала выяснить, можно ли на законных основаниях ввозить семена в другие страны.

– Дурацкий закон.

– Инвазивные виды, мам. Это реальная проблема.

– Бархатцы – проблема?

– Бархатцы всегда проблема.

Мы останавливаемся на травянистом островке посредине автостоянки. Павильон на месте, одна сторона брезента свернута, верх порезан. Наверное, какие-нибудь сексуально озабоченные подростки искали уединения и не смогли подлезть. А вот обогревателей и генератора, к которому они были подключены, нет. Сегодня воскресенье, и ветераны не пришли.