Дот Хатчисон - Розы мая

– А у Эми?

– Амарант.

Прия негромко вздыхает.

– Ее мать выращивала амарант. У нее был сад на крыше веранды, и она выращивала его в кулинарных целях. Эми каждый день тайком срезала цветок-другой и украшала им волосы. Мать постоянно бранила ее, делала серьезное лицо, но сердиться по-настоящему не могла, и каждый раз дело заканчивалось смехом. Знаешь, что означает «амарант»?

Он качает головой.

– «Отрицающий смерть» [20].

А, черт.

– Значит, тот, кто приносит цветы, копирует порядок убийств, – заключает ее мать и, нахмурясь, измеряет ногтем рост корней до основания окрашенных прядей. – Здесь надо подкрасить.

– Все собираюсь попросить.

Эддисон откашливается.

Дешани в ответ вскидывает бровь.

– Мы пока еще не знаем, кто это – наш убийца или местный подонок, вычисливший, кто вы, и пытающийся вас терроризировать. Присутствие цветов в Сан-Диего и сходство в карточках позволяют предположить первый вариант, но подкрепить его нам пока нечем.

– Что может быть подтверждением?

Эддисон замирает, и мать с дочерью поворачиваются и смотрят на него.

– Ох, – выдыхает Прия.

– Ох? – эхом откликается Дешани и легонько дергает дочь за синюю прядку. – В каком именно смысле?

Эддисон кивает.

– Пока он не попытается напасть. Или пока мы не поймаем его при доставке цветов. По-другому не получится. Сами по себе цветы мало что значат.

– Мало что значат?

– Они не представляют непосредственной угрозы, – объясняет Прия. – Без доказательств противного они могут быть как подарком, так и угрозой.

– Тогда почему делом занимается ФБР?

Почему он приехал один, без Вика? Вик разбирается во всем этом намного лучше.

– Эддисон? – Брови Дешани взлетели так высоко, что, кажется, еще немного, и они совсем исчезнут в волосах. – Глядя на вас, не могу избавиться от мысли, что мы только что вызвали палача. С чего бы это?

– Кто бы ни оставлял цветы, дело все равно ведет ФБР. Оно перешло границы штата, а значит, уже наше.

– Но?..

Брэндон вздыхает и выдает им тщательно отредактированную версию истории Вика и Финни с начальницей отдела Мартой Уорд и ее весьма ограниченным взглядом на правовую ответственность. Они слушают настолько внимательно и сосредоточенно, что другой, не знающий их так хорошо, как он, мог бы почувствовать себя не в своей тарелке и даже испугаться. Дослушав агента до конца, мать и дочь переглядываются, но лица их остаются непроницаемыми.

– Ясной картины нет, – говорит наконец Дешани. – Насколько высоки шансы, что она помешает агентам приехать сюда?

– Не очень, если это будет случаться эпизодически, – признаёт Эддисон. – Финни не любит вмешиваться в политику и не хочет уходить с оперативной работы, но если до этого дойдет… В Бюро он почти так же долго, как Вик, и если захочет ей врезать, ударить может больно. Полагаю, если поездки не будут отнимать много времени, она вмешиваться не станет.

– Пока они не станут более частыми? – Прия качает головой, и ее глаза застилает тень чего-то такого, спрашивать о чем он не решается. – Пока проведение лабораторных исследований букетов не станет отнимать больше времени и средств, чем она готова одобрить?

– Прия…

– Так что, мы застряли в этом крепко?

– Может быть. – Эддисон оставляет без внимания негромкие проклятия Дешани, но сохраняет зрительный контакт с Прией, всеми силами стараясь транслировать уверенность. – Вик и Финни не в том положении, чтобы вот так вот прикатить и заняться этим делам. Они будут драться за тебя. И мы должны схватить того парня раньше, чем дело дойдет до драки.

– А пока моя дочь остается беззащитной перед лицом человека, который знает, где мы живем, и, возможно, убил ее сестру.

Внутри у Брэндона все сжимается.

– Так что именно вы делаете сейчас?

– Финни занимается Лэндоном. У нас нет фамилии, и это сильно затрудняет работу.

– Вы считаете его возможным подозреваемым?

– На данном этапе скорее можно говорить, что он представляет для нас определенный интерес. Посмотрим, куда это приведет.

– А нам все ждать да ждать? – негромко спрашивает Прия.

– Есть пока есть, а как не будет, так и нет. – Эддисон криво ухмыляется. – Но вы это уже знаете.

– Что ж, подождем.

– И вы проделали такой путь, чтобы сказать нам вот это? – склонив голову набок, спрашивает Дешани. Пальцы ее барабанят по подъему ноги, отбивая повторяющийся, но неузнаваемый ритм. – Здесь нет ничего такого, что нельзя было бы передать по телефону. Почему?

– Потому что я хотел, чтобы вы видели мое лицо, когда я пообещаю, что не позволю этому ублюдку тронуть вас.

Под их долгим, изучающим взглядом на лбу у него, под самыми волосами, появляется капля пота. Вышибить из человека пот способна каждая из них по отдельности. Вдвоем – это уже слишком.

Потом Прия шумно прыскает – получается что-то похожее на смех.

– Ему нужно было видеть наши лица. Слышишь, мам? Мы – семья, и он хочет убедиться, что у нас всё в порядке.

Кровь бросается ему в лицо, но причиной тому вовсе не сдавленное хихиканье Дешани.

Он и сказал бы, что она не права, но не может.

На следующее утро, пока я занимаюсь по «скайпу» с преподавателем во Франции, Эддисон приносит свежие пончики и устраивается на диване со стопкой бумаг. Вопреки всему происходящему, с заданиями я справляюсь, и преподаватель уверен, что осенью я без проблем вольюсь в нормальную школьную жизнь.

Мы с мамой уже думали о том, чтобы окончить школу здесь, в Штатах, и постараться поступить в университет, но такое решение отдавало безрассудством, как прыжок в воду со скалы: волнительно, да, но прожить всю жизнь на адреналине, наверное, не самый благоразумный вариант. В школе, с которой сотрудничает мой преподаватель, много иностранных учащихся, и поэтому у них там выстроена хорошая система поддержки для ребят, испытывающих трудности с переходом на все французское.

Поработав и чувствуя себя едва ли не образцом добродетели – Эддисон за это же время по меньшей мере вдвое увеличил собственный вес за счет выпитого кофе, – мы одеваемся потеплее и отправляемся в шахматный клуб.

– Так вот и ходишь каждый день? – спрашивает он, когда мы останавливаемся у пешеходного перехода и ждем, когда сменится свет.

Я качаю головой:

– В среднем получается раза три в неделю. Хожу, когда есть желание.

– Какую-то модель выработала?

– Вторники обычно пропускаю – они у врачей особенно популярны.

Эддисон кивает, молча повторяя слова, и я почти вижу, как он записывает их в блокнотик у себя в голове. Настоящий, в молескиновой обложке, лежит у него в заднем кармане, и агенту стоит немалых усилий сдержаться и не выхватить блокнотик.

Сегодня довольно тепло, и моя толстая зимняя куртка осталась дома, но толстовка, надетая поверх футболки с длинными рукавами, со своей обязанностью не справляется. Вокруг шеи замотан шарф, конец которого спрятан под «молнию»; перчатки, шапочка и ботинки – на месте. Но все же сейчас в Колорадо середина марта, и в воздухе начинает попахивать весной. Фотографии, которые я сделала в павильоне, у Эддисона с собой, однако он хочет посмотреть на любителей шахмат вживую, составить собственное мнение. И в особенности, хотя он и не говорит об этом, его интересует Лэндон.