Дот Хатчисон - Розы мая

Брэндон так и делает, зная, что может потом воспользоваться поездом и поработать несколько часов с бумагами, за что сам себя похвалит. В любом случае поезд намного удобнее самолета.

Подземку Эддисон не любит, не любит возвращаться на метро домой, но этот вариант намного лучше варианта с такси, при котором придется выбросить пятьдесят баксов только за то, чтобы попасть в город. Он стоит возле стойки, на безопасном расстоянии от сваленных в кучу пакетов, багажа и вытянутых ног, считает остановки и слушает привычные переливы телефонных звонков, разговоры на дюжине языков и просачивающуюся из наушников музыку.

Маленькая девочка, сидящая на колене у дедушки, ловит взгляд Эддисона, хихикает и сжимает кулачками вязаный шарф почти такого же безобразно яркого зеленого цвета, как и его собственный. Он чуть заметно улыбается, и она снова хихикает – и тут же прячет лицо, уткнувшись в дедушкино плечо. При этом по-прежнему смеется, и Брэндон видит, как дрожат два пушистых «хвостика» у нее на затылке.

Эддисон знает – чисто теоретически, – что где-то в этом паршивом районе живет Инара. Именно так, откровенно, она и высказалась, когда они опрашивали ее в первый раз. После выхода из больницы Инара сразу же сюда и вернулась. Агенты нью-йоркского отделения, когда нужно увидеть ее или Блисс, предпочитают нанести визит в ресторан.

Знают, что это совсем другое.

Выйдя из метро, Брэндон останавливается, делает глубокий вдох и давится от хлынувших из переулка в легкие запахов отбросов и мочи. Через минуту-другую обоняние приспосабливается к вони – при его профессии доводилось дышать и кое-чем похуже, – и Эддисон аккуратно застегивает пиджак и плащ, чтобы прикрыть оружие на бедре. Он, конечно, чувствовал бы себя увереннее, если б мог достать его быстрее, но привлекать к себе внимание таким вот образом нежелательно, поскольку, строго говоря, в данный момент никаких служебных обязанностей он не исполняет.

Эддисон находит нужное здание, безобразное кирпичное строение с болтающимися у крыльца остатками кованых ворот. Слева от двери – интерком, приглашающий гостей испрашивать разрешения на вход, но это, похоже, не более чем благое пожелание. Сейчас уже не определить, ударил ли первым паровой молот или сначала прибор поразили свинцовые пули, – так или иначе звонок не работает. В крохотном фойе висят почтовые ящики, половина которых вскрыта. Конверты и рекламные проспекты разбросаны по полу. На одном затоптанном конверте виднеется оттиск какого-то официального штампа.

Почтовый ящик девушек выгодно отличается от прочих свежей серебристой краской, которая почти совпадает по цвету с потускневшим металлом под ней, и пестрыми наклейками. Над ящиком к стене пришлепнута полоска бодрящей розовой бумаги. Эддисон узнает почерк Блисс – буквы большие и округлые, почти анимированные, и только одно нарушает общий настрой. Возьмешь нашу почту – заберу твои яйца. Или яички – я в детали не вдаюсь.

Господи.

Вместо подписи – смайлик, ухмыляющаяся физиономия.

И бумага, и чернила немного выцвели, а сам ящик цел и невредим, так что тон для предупреждения в отношении жильцов и гостей дома выбран верный. Перенеся вес пакетов на спину, Эддисон ступает на лестницу. Шахта лифта в здании есть, но кабина отсутствует. Как и дверцы.

Девушки живут на предпоследнем этаже, так что к концу подъема Брэндон слегка запыхался и уже подумывает о том, чтобы внести в режим физических нагрузок упражнения на стадионе. По ровной поверхности пробежать милю-другую нетрудно, а вот со ступеньками, как ни странно, могут возникнуть проблемы.

К счастью – или нет, – вспоминать номер квартиры не нужно. Достаточно увидеть лежащего на полу неподвижного пьянчугу. Судя по всему, бедолага спит давно, и девушки, жалея несчастного, не прогнали его и даже не вызвали полицию, а на крышу поднимаются по пожарной лестнице и через свое большое окно.

Эддисон, однако, не таков, а потому пинает спящего достаточно сильно, но не тратя попусту энергии.

– Давай, приятель, найди себе другое местечко.

– Это свободная страна, – бормочет пьяница, сворачиваясь вокруг бутылки.

Не тратя лишних слов, Эддисон наклоняется, берет бродягу за лодыжку и, оттащив на несколько шагов, оставляет у стены между двумя дверьми.

Из квартиры Инары высовывается голова с взлохмаченными рыжими волосами, образующими нечто напоминающее золотистый ореол.

– Эй, вы зачем тревожите нашего пьяницу?

– Только передвинул. – Эддисон разжимает пальцы, выпуская ногу. Нежеланный гость пристраивается к стене, сопит и заливает в себя напиток из бутылки. – Вы – Уитни?

– А вы?

Ее откровенная подозрительность отзывается в нем необъяснимым облегчением.

– Специальный агент Брэндон Эддисон. Мне нужна Инара. Она дома?

Лицо Уитни светлеет. Ей около тридцати, один глаз заплыл серой мутью.

– Подождите, сейчас позову.

Долго ждать не приходится, и вскоре в коридор, кутаясь в толстовку, выходит заспанная Инара. Волосы в беспорядке, на ногах – тапочки-ушастики.

– Эддисон?

– Если поднимемся на крышу, не замерзнешь?

Она кивает, возится с «молнией» на худи, потом, так и не застегнув ее до конца, останавливается и пытается убрать волосы. По лестнице поднимается первой, пряча пальцы в рукава и протирая сонные глаза. Крыша заставлена мебелью: от шезлонгов до поместившегося под самодельным тентом и накрытого пластиковой пленкой дивана, похоже, начинавшего жизнь как пара гамаков.

Инара проходит от одного края крыши до другого, где они усаживаются на брезентовые складные стулья у переднего карниза. Если наклониться, можно увидеть площадку пожарной лестницы, на которой курят и смеются две соседки Инары по комнате.

– Вы понимаете, что сейчас три часа дня? – спрашивает он.

Она сонно хмурится – получается очень даже мило, совсем на нее не похоже – и ворчит, как рассерженный котенок.

– Кегс устраивал вечеринку после закрытия, – бормочет Инара, подавляя зевок. – Мы вернулись только в восемь утра. А потом еще помогали Ноэми подготовить презентацию для урока.

– А на работу вам…

– В полпятого надо отправляться. – Она подтягивает ноги на стул. – А что случилось?

– Судья Меррил наложил судебный запрет на все контакты с вами, – отвечает Эддисон. – Любые дальнейшие попытки контакта приведут к выдвижению обвинений против Десмонда.

Тут Инара наконец просыпается, смотрит на него с секунду, и ее блеклые, почти янтарные глаза расширяются. Потом моргает, какое-то время задумчиво молчит и наконец кивает.

– Быстро.

– Защита просто не смогла предоставить аргументов против. Десмонд имел право писать, и в этом не было ничего противозаконного, но воспринималось как нечто неуместное, и судье не нравилось содержание писем.