Тесс Шарп - Вдали от тебя

— Не говори глупостей. Тебе нельзя столько ходить. Я пойду одна и вернусь за тобой с помощью.

— Да какие глупости? Это же ты провалила курс выживания в лесу в Герл Скаутах. Тебя там медведь съест. Идешь ты — иду и я.

— Это дорога. Нельзя заблудиться, идя по дороге. И все равно ты не сможешь столько пройти.

— Уверена, что смогу.

— Ни за что, — упрямится она.

— Ты не можешь указывать, что мне делать. Я иду.

— Нет!

— Да, — говорю я, начиная раздражаться. — Да что с тобой? Хватит воспринимать меня...

— Слабой? — заканчивает она. — Искалеченной? Пострадавшей? — Ее голос становится громче с каждым словом, словно они сидели в ней вечность, а теперь наконец высвободились.

Я отшатываюсь, будто она ударила меня, а не просто сказала правду. Даже при том, что она в десятке шагов от меня, мне нужно больше расстояния между нами. Я запинаюсь, злясь на свою неуклюжесть в такой момент.

— Какого черта, Мина?!

Но я словно открыла ящик Пандоры, и в ночь продолжают вылетать ее резкие слова.

— Если ты пойдешь, то после используешь это как оправдание принимать свои гребаные таблетки. И станешь осоловелая и рассеянная, как всегда в последнее время. Я понимаю, что тебе больно, Соф. Но я знаю тебя . Ты вредишь себе, и никто больше этого не замечает или не говорит об этом. Остановись. Пока это переросло в проблему.

Внутри переплетаются паника и облегчение. Паника — потому что она знает, облегчение — потому что она не осознает, насколько все плохо. Она думает, что я на краю и готова прыгнуть, когда на самом же деле я уже на дне этой пропасти и едва вижу, как она стоит наверху.

Еще есть время все исправить.

Ложью проделать себе выход.

Я даже не пытаюсь воспринимать ее слова всерьез, потому что у меня все в порядке . Я все держу под контролем, и нечего ей совать сюда свой нос.

И вообще, частично в этом есть и ее вина.

— Прошу, Софи, услышь меня. — В ее широко распахнутых глазах отражается тревога, и я душу в себе дикое желание сказать, как далеко я зашла, что натворила, кем я стала.

Но тогда ее любовь ко мне — какой бы она ни была — погаснет. И как иначе? Разве можно любить меня такую?

— Ты права. Я поговорю с докторами, довольна?

— Поговоришь? — Она выглядит такой маленькой. Да, она и так крошечная, но сейчас даже ее голос звучит слабо. — Правда?

— Правда. — Живот сворачивает от лжи. Убеждаю себя, что поговорю, что сделаю это ради нее.

Но в глубине души знаю, что этого не произойдет.

Я не смогу.

Она подскакивает ко мне и обнимает. Меня окутывает аромат ванили, запахи влажного леса и зелени смешиваются с ним, создавая самый идеальный парфюм. Ее теплые руки обвивают мою талию, она прячет лицо в изгибе моей шеи и с облегчением вздыхает.

Она исчезает в ночи с фонариком и бутылкой воды, а я покорно остаюсь ждать в машине, как хорошая девочка.

Жду, пока она не пропадает из виду, и достаю из сумки контейнер с таблетками.

Вытряхиваю четыре и всухую проглатываю их.

35

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Не могу дозвониться до Рейчел. После получаса бессмысленного шатания я бросаю телефон (шесть звонков без ответа, пять смс, три голосовых письма) в сумку и спускаюсь вниз. Надеюсь, она дома. Поеду сразу туда.

Но когда я открываю входную дверь, на крыльце оказывается Кайл.

— Зачем пришел? — Мне хочется протолкнуться мимо него, убрать его с дороги, с глаз долой.

Что же нашла Рейчел? Почему не отвечает мне?

— Хочу поговорить с тобой.

— Сейчас реально не вовремя. — Я выхожу, закрываю за собой дверь и сбегаю по ступенькам.

— Ты дважды устраиваешь мне засаду, а сейчас у тебя нет и пяти минут? — Он следует за мной по пятам так близко, что меня охватывает гнев.

— Ты солгал полиции, саботировал расследование убийства и из-за тебя меня заперли на реабилитации — и все из-за ревности. Уж прости, что ты меня бесишь.

Я открываю дверь машины, а он захлопывает ее, отчего я подпрыгиваю. Поднимаю взгляд и впервые замечаю темные круги под его налитыми кровью глазами.

Вспоминаю слова Адама о том, что Кайл плакал незадолго до смерти Мины. Каким был его голос, когда он осознал, что она сказала ему правду.

Он любил ее. В этом я не сомневалась, хоть и было неприятно. И я слишком хорошо понимала чувство разочарования и опустошения, любви и ее потери.

— Мне некогда. Если хочешь поговорить — говори. — Скрепя сердце, я соглашаюсь. — Если нет, так уйди с дороги.

Он смотрит на мою сумку.

— Надеюсь, ты не станешь угрожать этим своим спреем от медведей?

— Садись или уходи, Кайл. Мне пофиг. — Я забираюсь в машину и включаю зажигание. Он оббегает и открывает дверь с пассажирской стороны, садясь, когда я жму на газ. — Пристегнись. — Обязательный приказ каждому, кто оказывается в моей машине. Как и у Трева, рефлекс, который ни одному из нас не превозмочь.

Несколько минут тишины, и Кайл начинает постукивать ногой. Я закатываю глаза и включаю радио.

— Выбирай.

Он переключает станции, пока я мчу на восток города, к выезду на Трассу 99.

— И куда мы едем? — спрашивает он, останавливая свой выбор на кантри, и смотрит в окно.

— Нужно кое с кем встретиться. Ты останешься в машине.

Теперь уже Кайл закатывает глаза.

— Так скажешь уже, чего ты хочешь? — Я обгоняю пожилую даму в Кадиллаке, ползущую со скоростью на двадцать километров в час ниже ограничения, и прибавляю газу после поворота на Главную, чтобы миновать подъем. Мы едем мимо старого кирпичного здания муниципалитета, построенного еще во времена золотой лихорадки, когда и был основан город. Над входом висит огромный баннер, приглашающий на Фестиваль Клубники. Раньше Мина всегда тащила меня на него, мы играли в дурацкие фестивальные игры и ели кучу выпечки.

— Я правда не хотел, чтобы у тебя были неприятности, — говорит Кайл.

— Не ври хотя бы сейчас.

— Ладно, я хотел, чтобы у тебя были неприятности, — признает он. — Но я думал, что ты и так в жопе. Не стал бы ничего делать, если бы не считал, что ты выпутаешься. Знаю, это не оправдание. Но... если наркотики не при чем, должно быть что-то еще, так?

— Ага.

Я поворачиваю на шоссе. В это время года 99 трасса — серая полоса посреди моря пожелтевшей травы, изгородей из колючей проволоки и островков темно-зеленых дубов. Коровы пасутся в полях, от главной дороги отходят грунтовые, вдали виднеются полуразрушенные сарайчики и фермы. Наполненная спокойствием картина. И даже время словно замедляет свое движение.

Но кому как не мне знать, настолько обманчивой она может оказаться.

— И это не было ограблением, — продолжает Кайл. — Я в курсе, что он забрал ваши сумки, но почему он стрелял только в одну из вас? Почему вообще стрелял, раз получил, что хотел? Почему не забрал и машину? Почему оставил тебя в живых? Почему подбросил наркотики?