Дик Фрэнсис - Сокрушительный удар [litres]

Он выскочил за дверь, мои спасители ринулись в погоню, и, когда я поднялся с колен на ноги, со мной осталась одна только Софи.

– Спасибо! – от души сказал я.

– Ты в порядке?

– Да… похоже.

Я наклонился и поднял вилы.

– А это что такое?

– Это он в меня бросил.

Софи взглянула на острые, как стилеты, концы вил и содрогнулась.

– Слава богу, что он промахнулся!

– Хм… – Я разглядывал две небольшие дырки на боку анорака. Потом медленно расстегнул его и сунул руку за пазуху.

– Он ведь промахнулся, да? – Софи внезапно обеспокоилась.

– Нет, попал. Интересно, почему я еще жив?

Я сказал это самым беспечным тоном, и Софи мне не поверила, но это была правда. Я ощущал боль от пореза, по боку ползла липкая струйка крови, но вилы не проникли ни в сердце, ни в легкие. А между тем они были брошены с достаточной силой, чтобы проткнуть меня насквозь…

Лицо мое само собой расползлось в дурацкой ухмылке.

– В чем дело? – спросила Софи.

– Слава богу, что у меня этот привычный вывих… Вилы попали в бандаж!

К несчастью для Файндейла, на аукционе зачем-то присутствовали двое полицейских в патрульной машине. Когда полицейские увидели, как трое людей ловят четвертого, они помогли отловить беглеца – чисто по привычке. Когда подошли мы с Софи, Файндейл сидел в патрульной машине с одним из полицейских, а другой слушал трех свидетелей, утверждавших, что если Джонас Дерхем сейчас не при смерти, то только благодаря им.

Я не стал с ними спорить.

Софи, не теряя своего обычного самообладания, рассказала им о вилах, полицейский заглянул мне под анорак и велел зайти к врачу, а потом явиться в участок для дачи показаний. Я подумал, что повторится тогдашняя история с Керри. Вряд ли полицейские так легко поверят, что один и тот же человек дважды в течение полутора месяцев подвергся нападению в одном и том же месте.

В ближайшем травмпункте выяснилось, что повреждения ограничились длинным порезом на ребрах. Доктор, девушка, которой не было еще тридцати, прозаично промыла рану и сказала, что десять дней тому назад ее вызывали к работнику с фермы, который пропорол себе вилами ногу насквозь. «Вместе с сапогом», – добавила она.

Я расхохотался. Девушка сказала, что не видит в этом ничего смешного. Ноги у нее были великолепные, но чувства юмора никакого. Впрочем, мое веселье тоже поутихло, когда она показала мне пряжку моего бандажа, который она сняла, чтобы добраться до пореза. Пряжка была сильно погнута, и на ней четко виднелся след зубца вил.

– Один зубец попал в пряжку. Другой попал в вас, но соскользнул вдоль ребра. Я бы сказала, что вам удивительно повезло.

– Да, пожалуй, – скромно согласился я.

Она залепила порез пластырем, сделала пару уколов от заражения, а денег не взяла.

– Нам платит министерство здравоохранения, – сказала она столь сурово, словно предлагать деньги аморально. И протянула мне бандаж. – А почему вы не сделаете себе операцию?

– Времени нет… А потом, у меня аллергия на больницы.

Она окинула взглядом мою голую грудь и руки.

– Но вам ведь уже приходилось бывать в больницах. У вас несколько переломов…

– Было дело, – согласился я.

Она вдруг позволила себе чуть заметно улыбнуться.

– А, теперь я вас узнала! Я вас видела по телевизору. Я однажды ставила на вашу лошадь в Большом национальном, когда была еще студенткой. Выиграла шесть фунтов и купила на них книгу о заболеваниях крови.

– Рад был помочь, – сказал я.

– Я бы на вашем месте пару недель походила без бандажа, – сказала она. – А то он будет бередить рану.

– Хорошо.

Я поблагодарил девушку-доктора, оделся, забрал из приемной Софи, и мы поехали в полицейский участок. Софи снова попросили подождать. Она со вздохом уселась на предложенный ей стул и спросила, надолго ли я.

– Возьми мою машину, – виновато сказал я. – Пройдись по магазинам. Или погуляй в Виндзорском парке.

Софи обдумала эту мысль и повеселела.

– Я вернусь через час.

Полицейские собрались меня допрашивать, но я попросил разрешения сперва поговорить с Файндейлом.

– Поговорить?! Ну… ни один закон этого не запрещает. Обвинение ему еще не предъявлено…

Однако полицейские с сомнением покачали головами.

– Он, знаете ли, очень агрессивен… Вы уверены, что вам это нужно?

– Конечно!

Они пожали плечами.

– Тогда вам сюда.

Файндейл был в маленькой голой допросной. Стол, два деревянных стула, и все. Но Файндейл не сидел на стуле, а стоял посреди комнаты, стараясь держаться подальше от стен. Он все еще дрожал, точно натянутая струна, и левое нижнее веко у него судорожно подергивалось.

Комната, стены которой до плеча были выкрашены коричневой, а выше – кремовой краской, была без окон и освещалась электрической лампочкой. На стуле у самой двери сидел бесстрастный молодой полисмен. Я попросил его и других оставить нас с Файндейлом наедине.

– Мне, блин, с тобой говорить не о чем! – громко провозгласил Файндейл.

Полицейские сказали, что это неблагоразумно с моей стороны, но в конце концов пожали плечами и удалились.

– Садись, – сказал я, взяв один из стульев, стоявших у стола, и указав на другой.

– Не хочу!

– Не хочешь – как хочешь.

Я достал сигареты и закурил. Рак легких, конечно, штука неприятная, но все же курить иногда полезно. Это успокаивает. Я глубоко затянулся.

Файндейл принялся расхаживать взад-вперед резкими короткими шажками.

– Я же говорил, что убью тебя!

– Но не получилось. Тебе повезло.

Он замер как вкопанный.

– Что ты сказал?

– Если бы ты меня убил – сел бы лет на десять.

– Оно того стоило! – Он снова принялся расхаживать взад-вперед.

– Я вижу, Вик нашел себе другого помощника, – заметил я.

Файндейл схватил стул и швырнул его в стену. Дверь немедленно открылась, и в комнату вбежал молодой полисмен.

– Подождите, пожалуйста, – сказал я. – Мы только-только начали.

Полисмен нерешительно посмотрел на Файндейла, на валяющийся стул, на меня – я спокойно продолжал курить – и наконец решил, что, пожалуй, можно снова оставить нас наедине. Дверь за ним бесшумно закрылась.

– По-моему, Вик подложил тебе свинью, – сказал я.

Файндейл остановился у меня за спиной. Мне стало сильно не по себе. Я еще раз затянулся и заставил себя не оборачиваться.

– Втянул тебя в неприятности, а потом бросил.

– Это ты меня втянул в неприятности! – глухо прорычал Файндейл.

Я знал, что мое напряжение может передаться ему и завести его еще больше, но для того, чтобы расслабиться, когда он стоял у меня за спиной, потребовалось немалое усилие воли. Я старался говорить медленно, задумчиво, убедительно, но во рту у меня было сухо, как в пустыне Невада.

– Вик начал все это, – говорил я. – Вик и ты. Теперь Вик работает с Ронни Нортом. Мы с тобой оба пострадали из-за Вика…