А Финн - Женщина в окне

Я открываю ящик, роюсь в нем.

– Вот. – Дэвид указывает на серебристый пластиковый чехол, из которого высовывается лезвие, и я хватаюсь за него. – Аккуратнее.

– Я вас не порежу.

Я осторожно подаю ему нож, направив лезвие к себе.

– Я о вас беспокоюсь, – фыркает он.

До чего же приятно это слышать!

– Зачем вам этот нож?

Я снова дергаю за шнурок, и падает тьма. Дэвид не двигается.

Пока мы стоим в темноте – я в халате, мой съемщик с ножом, – до меня доходит, что так близко от него я еще не была. Он может меня поцеловать. Он может меня убить.

– Соседский мужик попросил меня помочь. Надо открыть коробки и убрать всякий хлам.

– Какой соседский мужик?

– Он живет в доме через сквер. Рассел.

Дэвид выходит и направляется к лестнице.

– Как он вас нашел? – спрашиваю я, следуя за ним.

– Я развесил флаеры. Он увидел один в кафе или где-нибудь еще. – Повернувшись, Дэвид смотрит на меня. – Вы его знаете?

– Нет, – отвечаю я. – Он вчера заскочил ко мне, вот и все.

Мы снова в кухне.

– Ему надо распаковать коробки и собрать кое-какую мебель в цокольном этаже. Вернусь после обеда.

– Думаю, сейчас вы никого не застанете.

Дэвид, прищурившись, смотрит на меня.

– Откуда вы знаете?

«Потому что слежу за ними».

– Непохоже, чтобы кто-нибудь был дома.

Я указываю на дом двести семь через кухонное окно, и в этот момент гостиная Расселов озаряется светом. Там стоит растрепанный после сна Алистер, между его щекой и плечом зажат мобильный.

– Вон этот мужик, – говорит Дэвид, направляясь к двери в прихожую. – Зайду к вам попозже. Спасибо за нож.

Я собираюсь вернуться к разговору с Эдом. «Угадай кто», – скажу я, теперь моя очередь. Но не успел Дэвид закрыть за собой дверь, как раздается стук. Я иду узнать, что ему еще нужно.

Однако за дверью стоит женщина – стройная Бина, с широко раскрытыми от удивления глазами. Я бросаю взгляд на телефон – ровно полдень. Господи.

– Меня впустил Дэвид, – объясняет она. – Он все краше с каждым днем. К чему это может привести?

– Может быть, тебе следует что-то предпринять на этот счет, – говорю я ей.

– Может быть, тебе следует закрыть рот и подготовиться к упражнениям. Иди переоденься в нормальную одежду.

Я переодеваюсь и разворачиваю свой коврик. Мы начинаем делать гимнастику на полу гостиной. Прошло уже почти десять месяцев, как я познакомилась с Биной, – почти десять месяцев, как меня выписали из больницы с ушибами позвоночника и поврежденным горлом, – и за это время мы привязались друг к другу. Наверное, даже подружились, как считает доктор Филдинг.

– Сегодня на улице тепло. – Она кладет гирю в ложбинку на моей пояснице. У меня дрожат локти. – Надо открыть окно.

– Ни за что, – ворчу я.

– Упускаешь хороший шанс.

– Я многое упускаю.

Часом позже, когда у меня футболка липнет к телу, Бина поднимает меня.

– Не хочешь попробовать этот трюк с зонтиком? – спрашивает она.

Я качаю головой. Волосы у меня приклеились к потной шее.

– Не сегодня. И это не трюк.

– Сегодня подходящий день. Приятная, мягкая погода.

– Нет… у меня… нет.

– Ты перепила.

– И это тоже.

Она легко вздыхает.

– Пробовала сделать это на днях с доктором Филдингом?

– Да, – вру я.

– И как получилось?

– Отлично.

– Много прошла?

– Тринадцать шагов.

Бина изучает меня.

– Ладно. Неплохо для дамы твоего возраста.

– Стареем понемногу.

– А когда у тебя день рождения?

– На следующей неделе. Одиннадцатого. Одиннадцатого одиннадцатого.

– Надо будет сделать тебе скидку для пенсионеров.

Она наклоняется, складывает гири в кейс.

– Давай перекусим, – предлагаю я.

Я готовила не часто – шефом был Эд. А теперь мне доставляют продукты на дом – замороженные обеды, еду для микроволновки, мороженое… Вино оптом. А также небольшое количество постного мяса и фруктов – на благо Бине. И мне тоже, сказала бы она.

Наши ланчи не имеют отношения к сеансам лечебной гимнастики, – похоже, Бина получает удовольствие от моего общества.

– Я не должна платить тебе за это? – спросила я ее однажды.

– Ты и так готовишь для меня, – ответила она.

Сегодня я кладу ей на тарелку дыню с медом и несколькими полосками сухого бекона.

– Точно необработанный? – спрашивает Бина.

– Точно.

– Благодарю, леди.

Она подносит ко рту ложку с дыней, облизывает мед с губ.

– Я читала статью о том, что пчелы в поисках пыльцы могут улетать за шесть миль от улья.

– Где ты об этом прочитала?

– В «Экономисте».

– О-о, в «Экономисте».

– Разве не удивительно?

– Это наводит тоску. А я не могу даже выйти из дому.

– Статья была не о тебе.

– Похоже, да.

– К тому же пчелы танцуют. Это называется…

– Виляющий танец.

Она разрывает полоску бекона пополам.

– Откуда ты знаешь?

– Когда я была в Оксфорде, в Музее Питта Риверса – это рядом с Музеем естественной истории – проходила выставка, посвященная пчелам.

– О-о, Оксфорд.

– Я помню этот виляющий танец, в основном потому, что мы пытались его повторить. Суетливые, неловкие движения. Очень похоже на то, как я делаю лечебную гимнастику.

– Вы были в подпитии?

– Я бы сказала, нетрезвые.

– С тех пор как я прочитала ту статью, мне начали сниться пчелы, – говорит Бина. – Что это, по-твоему, означает?

– Я не фрейдистка. Я не толкую сны.

– А если бы попробовала?

– Если бы попробовала, то сказала бы, что пчелы выражают твою настоятельную потребность перестать спрашивать меня о смысле твоих снов.

Она жует.

– В следующий раз я заставлю тебя страдать.

Мы едим в тишине.

– Ты сегодня принимала таблетки?

– Да.

Я их не принимала. Сделаю это после того, как она уйдет.

Секунду спустя слышно, как по трубам хлынула вода. Бина смотрит в сторону лестницы.

– Это был туалет?

– Да.

– В доме есть кто-то еще?

Я качаю головой, сглатываю.

– Похоже, у Дэвида завелась подружка.

– Потаскуха!

– Он не ангел.

– Ты знаешь, кто она?

– Нет, конечно. Ревнуешь?

– Определенно нет.

– Ты не хотела бы исполнить с Дэвидом виляющий танец?

Она швыряет в меня кусочком бекона.

– В среду у меня разбирательство по наследству. То же, что на прошлой неделе.

– А, твоя сестра…

– Да. Хочет больше. Четверг тебя устроит?

– Вполне.

– Ура! – Она жует, взбалтывает воду в стакане. – У тебя утомленный вид, Анна. Ты хоть немного отдыхаешь?

Я киваю и тут же качаю головой:

– Нет. Хотела сказать «да», но последнее время одолевают всякие мысли. Знаешь, мне это тяжело. Все… это. – Я делаю широкий жест рукой.

– Да, я понимаю, как это тяжело.

– И гимнастику мне делать трудно.

– У тебя большие успехи. Правда.