А Финн - Женщина в окне

Бина кивает и, обернувшись, смотрит на дом Расселов.

– Шторы опущены, – говорит она.

– Что?

Я подхожу к ней и вижу своими глазами: в каждой комнате – в кухне, гостиной, спальне Итана – окна зашторены.

Дом закрыл свои глаза. Плотно зажмурил их.

– Видишь? – восклицаю я. – Соседи больше не хотят, чтобы я смотрела на них.

– За это я не стала бы их упрекать.

– Они осторожничают. Разве это не доказывает их вину?

– Да, подозрительно. – Бина наклоняет голову. – Они часто опускали шторы?

– Никогда. Никогда. Дом был как на ладони.

Она в нерешительности.

– Тебе не кажется… не кажется, что ты можешь быть… в опасности?

Такое не приходило мне в голову.

– Почему? – медленно спрашиваю я.

– Потому! Если тебе не померещилось то, что ты видела…

Я вздрагиваю.

– Не померещилось.

– …то ты свидетель, понимаешь?

Я судорожно вздыхаю – раз, другой.

– Пожалуйста, останься у меня на ночь.

Бина поднимает брови.

– Это принуждение! – протестует она.

– Я тебе заплачу.

Она смотрит на меня, прищурившись:

– Дело не в этом. У меня завтра с утра дела, и все мои вещи…

– Прошу тебя. – Я заглядываю ей в глаза. – Пожалуйста.

Она вздыхает.

Темнота – плотная, непроницаемая. Темнота бомбоубежища. Темнота космоса.

Потом – далеко-далеко – звезда, светящаяся точка.

Приближается ко мне.

Свет дрожит, раздувается, пульсирует.

Сердце. Крошечное сердце. Бьется. Лучится.

Раздвигает мрак вокруг, сияет на тонкой цепочке. Блузка, белая как привидение. Позлащенные светом плечи. Линия шеи. Рука. Пальцы теребят пульсирующее маленькое сердце.

Над ним – лицо. Джейн. Живая Джейн, сияющая. Наблюдает за мной. Улыбается.

Я улыбаюсь ей в ответ.

Но вот перед ней скользит оконное стекло. Она прижимает к нему руку, оставляя на нем крошечные отпечатки пальцев.

А за ее спиной тьма рассеивается, и появляются канапе в красно-белую полоску, две ярко горящие лампы, ковер с изображением цветущего сада.

Джейн опускает взгляд на медальон, нежно поглаживает его. Смотрит на свою ярко освещенную блузку. На пятно крови под воротничком, расползающееся, увеличивающееся, пылающее у нее на коже.

А когда она поднимает глаза и глядит на меня, я вижу перед собой другую женщину.

Бина ушла в начале восьмого, едва за окном забрезжил рассвет. Я обнаружила, что она слегка всхрапывает во сне. Эти звуки напоминают шорох волн, набегающих на берег где-то вдали. Неожиданно.

Я благодарю ее, роняю голову на подушку, снова засыпаю. Проснувшись, смотрю на телефон. Почти одиннадцать часов.

Некоторое время лежу, уставившись на экран. Через минуту звоню Эду. На этот раз обошлось без «угадай кто».

– Невероятно, – помолчав, говорит он.

– И все же это случилось.

Он снова молчит.

– Я не говорю, что тебе все это показалось. Но… в последнее время тебя сильно пичкают лекарствами. Так что…

Собираюсь с духом, чтобы сказать:

– Так что ты тоже мне не веришь.

Вздох.

– Нет, дело не в том, что я тебе не верю. Только…

– Знаешь, как это обидно?! – ору я.

Он не отвечает. Я продолжаю:

– Я видела, как это было. Да, я была напичкана лекарствами и… да. Но это не бред. Нельзя проглотить горсть таблеток и придумать нечто в подобном роде. – Я перевожу дух. – Я не какой-то там подросток, который, наигравшись в стрелялки, устраивает пальбу в школе. Я уверена, что видела это.

Эд по-прежнему молчит. Потом спрашивает:

– Ну а чисто теоретически – ты уверена, что это был он?

– Кто «он»?

– Муж. Тот, кто… сделал это.

– Бина задала тот же вопрос. Конечно, я уверена.

– А не могла это быть та, другая женщина?

Я цепенею.

Голос Эда крепнет, как это бывает, когда он думает вслух:

– Скажем, она его любовница, как ты говоришь. Из Бостона или откуда-то еще. Начинается ссора. Появляется нож. Орудие убийства, короче. Любовница наносит жене удар. Муж ни при чем.

Я размышляю. У меня эта версия вызывает сопротивление, а впрочем, кто его знает. Однако суть не в том…

– Суть не в том, кто это сделал, – настаиваю я. – Суть в том, что это случилось, а никто мне не верит. Такая вот проблема. Думаю, и ты мне не веришь.

Молчание.

Неожиданно для себя я оказываюсь на лестнице. Поднимаюсь, вхожу в спальню Оливии.

– Не рассказывай об этом Ливви, – добавляю я.

Эд смеется.

– Не собираюсь. – Он кашляет. – Что говорит доктор Филдинг?

– Я с ним не разговаривала.

А надо бы.

– Надо поговорить.

– Непременно.

Пауза.

– А что происходит в нашем квартале?

Я вдруг понимаю, что не имею об этом представления. Такеда, Миллеры, Вассерманы за последнюю неделю не появлялись в поле моего зрения. Будто на улицу упала завеса – дома, что напротив, скрылись из глаз, исчезли. Существуют лишь мой дом, дом Расселов и сквер между ними. Интересно, что стало с подрядчиком Риты? Какую книгу выбрала миссис Грей для клуба книголюбов? У меня вошло в привычку отслеживать все действия моих соседей, регистрировать каждый их приход и уход. На карте памяти хранились целые главы из их жизни. А теперь…

– Не знаю, – признаюсь я.

– Что ж, – говорит Эд, – может быть, это и к лучшему.

После нашего разговора я снова смотрю на часы в телефоне. 11:11. Мой день рождения. И Джейн тоже.

Со вчерашнего дня стараюсь не заходить в кухню, и вообще на первый этаж. Но сейчас тем не менее я снова у окна, во все глаза смотрю на дом по ту сторону сквера. Плещу в бокал немного вина.

Я знаю, что именно видела. Истекающую кровью женщину. Молящую о помощи.

Мне от этого не избавиться.

Я пью.

Я вижу: шторы подняты.

Дом таращится на меня широко открытыми окнами, словно удивляясь, что я тоже смотрю на него. Я беру крупный план, панорамирую, фокусируюсь на гостиной.

Пусто. Ничего. Полосатое канапе. По бокам лампы, как стражи.

Я меняю положение у окна, направляю объектив на комнату Итана. Он склонился над столом, сидит перед компьютером.

Приближаю. Практически могу различить текст на экране.

Какое-то движение на улице. Глянцевый, как акула, автомобиль всплывает на подъездной дорожке Расселов, паркуется. Дверь с водительской стороны открывается, будто акула расправляет плавник, и выходит Алистер. Он в зимнем пальто.

Алистер размашисто шагает к дому.

Я фотографирую его.

Когда он подходит к двери, снимаю еще раз.

У меня нет плана. (Интересно, буду ли я теперь вообще составлять планы?) Допустим, у меня нет прямых доказательств, что его руки обагрены кровью. И Рассел не станет стучать ко мне в дверь, чтобы исповедаться.

Но мне никто не мешает наблюдать.