А Финн - Женщина в окне

Телефон загудел снова.

Мои руки на миг оторвались от руля. Телефон лежал в углублении между передними сиденьями и постукивал о пластик.

Я покосилась на Эда. Он следил за телефоном.

Еще гудок. Я заглянула в зеркало. Оливия упорно смотрела в окно.

Мы ехали дальше в тишине.

Опять гудок.

– Угадай кто, – сказал Эд.

Я не ответила.

– Держу пари, это он.

Я не стала спорить.

Эд взял телефон, уставился на экран. Вздохнул.

Спуск. Поворот.

– Хочешь ответить?

Я не могла смотреть на него. Не отрываясь, я глядела на дорогу. Покачала головой.

– Тогда отвечу я.

– Нет!

Я потянулась за телефоном. Эд схватил его.

Телефон продолжал гудеть.

– Хочу ответить, – упорствовал Эд. – Хочу кое-что ему сказать.

– Нет!

Я вышибла мобильный из руки Эда. Он с лязгом упал к моим ногам.

– Перестаньте! – прокричала Оливия.

Я опустила глаза, увидела дрожащий на полу экран, увидела его имя.

– Анна, – выдохнул Эд.

Я подняла взгляд. Дорога исчезла.

Мы взмыли над краем пропасти. Мы уплывали во мрак.

Стук в дверь.

Видимо, я отключилась. Одурманенная, сажусь в постели. В комнате темно, за окнами поздний вечер.

Снова стук. Внизу. Это не входная дверь, а дверь цокольного этажа.

Подхожу к лестнице. Дэвид, чтобы зайти ко мне, почти всегда пользуется входной дверью. Наверное, к нему кто-то пришел.

Но, включив свет в кухне и открыв дверь цокольного этажа, я вижу самого Дэвида, который со ступеней лестницы смотрит на меня снизу вверх.

– Я подумал, может быть, теперь мне пора научиться входить через эту дверь, – говорит он.

Я молчу, потом догадываюсь, что он пытается пошутить.

– Справедливо.

Я отступаю в сторону, и он проходит мимо меня в кухню.

Закрываю дверь. Мы разглядываем друг друга. Мне кажется, я знаю, зачем он здесь. Думаю, он хочет рассказать мне про Джейн.

– Я хотел… Хочу извиниться, – начинает он.

Я цепенею.

– За недавнее, – говорит он.

Я дергаю головой, волосы свободно рассыпаются по плечам.

– Это я должна извиниться.

– Вы уже извинились.

– Рада извиниться еще раз.

– Нет, этого не надо. Хочу извиниться за то, что кричал. – Он кивает. – И за то, что оставил дверь открытой. Знаю, это вас раздражает.

Преуменьшение, но пусть хотя бы так.

– Все в порядке.

Я хочу услышать о Джейн. Могу я спросить его снова?

– Просто я… – Он поглаживает кухонный остров, опирается на него. – Я привык охранять свою территорию. Наверное, надо было предупредить вас об этом, но…

Фраза на этом заканчивается. Он покачивает ногой.

– Но?.. – спрашиваю я.

Он поднимает на меня глаза из-под темных бровей. Бесцеремонно спрашивает:

– У вас есть пиво?

– Есть вино. – Я думаю о двух бутылках на столе наверху и о двух бокалах. Вероятно, следует их осушить. – Открыть?

– Конечно.

Я прохожу мимо Дэвида к шкафу, по пути ощущаю аромат крема для бритья «Айвори». Достаю бутылку.

– Мерло подойдет?

– Я даже не знаю, что это такое.

– Хорошее красное.

– Звучит заманчиво.

Так, что у нас за другой дверцей шкафа? Пусто. Иду к посудомоечной машине. У меня в руке звенит пара бокалов. Ставлю их на остров, открываю бутылку и наливаю вино.

Дэвид пододвигает к себе бокал, берет его и наклоняет в мою сторону.

– Чи-из, – говорю я и делаю глоток.

– Дело в том, – произносит Дэвид, перекатывая бокал в пальцах, – что недавно я отмотал срок.

Я киваю, потом ловлю себя на том, что выпучила глаза. По-моему, я не слышала, чтобы кто-нибудь употреблял это выражение. По крайней мере, в кино.

– В тюрьме? – слышу свой глупый вопрос.

Он улыбается:

– В тюрьме.

Я вновь киваю.

– Что вы… за что вас посадили?

Он невозмутимо смотрит на меня:

– Нападение. – Затем уточняет: – На мужчину.

Я таращусь на него.

– Вы нервничаете, – замечает он.

– Нет.

В воздухе повисает ложь.

– Просто я удивлена, – говорю я ему.

– Нужно было сказать. – Он почесывает подбородок. – Я имею в виду, перед тем как переехать. Если хотите, чтобы я съехал, я пойму.

Не знаю, говорит ли он всерьез. Хочу ли я, чтобы он съехал?

– Что… произошло? – спрашиваю я.

Он легко вздыхает.

– Драка в баре. Ничего особенного. – Пожимает плечами. – Не считая того, что у меня уже был привод в полицию. То же самое. Два удара.

– Я думала, было три.

– Зависит от человека.

– Мм, – мычу я, решив не задавать больше вопросов.

– А мой государственный защитник был пьян.

– Мм, – повторяю я.

– Так что я отсидел год и два месяца.

– Где это было?

– Вы про драку или про тюрьму?

– Про то и другое.

– То и другое было в Массачусетсе.

– А-а.

– Хотите знать, типа, подробности?

Хочу.

– О нет.

– Это была просто глупая потасовка. Пьяные разборки.

– Понимаю.

– Но именно в тюрьме я научился… ну, вы знаете. Оберегать свое… пространство.

– Понимаю.

Мы оба стоим с опущенными глазами, как два тинейджера на танцах.

Я переминаюсь с ноги на ногу.

– Когда вы были… когда мотали срок?

«Там, где это уместно, пользуйтесь лексикой пациента».

– Вышел в апреле. Остался на лето в Бостоне, потом перебрался сюда.

– Понятно.

– Вы все время это повторяете, – дружелюбно произносит он.

Я улыбаюсь.

– Что ж. – Откашливаюсь. – Я вторглась в ваше пространство, а не надо было. Разумеется, можете остаться.

Я действительно так считаю? Думаю, да.

Он пьет вино.

– Просто я хотел, чтобы вы знали. К тому же, – добавляет он, наклонив бокал в мою сторону, – это пойло очень приличное.

– Знаете, я не забыл про потолок.

Мы сидим на диване, прикончив по три бокала. Ну, Дэвид – три, я – четыре, так что всего семь, но кому это нужно – считать, сколько мы выпили. Однако я не сразу понимаю, о чем он.

– Какой потолок?

Он указывает наверх.

– Крыша.

– Верно. – Я поднимаю глаза к потолку, словно могу рассмотреть крышу сквозь конструкцию дома. – О, верно. Почему вы об этом вспомнили?

– Просто вы говорили, что, когда сможете выходить на улицу, подниметесь туда. Проверить, что и как.

Разве?

– Это еще не скоро случится, – твердо говорю я. – Я не в состоянии даже выйти в сад.

Легкая ухмылка, наклон головы.

– Значит, когда-нибудь. – Он ставит бокал на кофейный столик, поднимается. – Где у вас ванная комната?

Я поворачиваюсь.

– Там.

– Спасибо.

Он бесшумными шагами направляется в красную комнату.

Я откидываюсь на спинку дивана. Покачиваю головой из стороны в сторону, и диванная подушка шепчет мне на ухо: «Я видела, как зарезали мою соседку. А ту женщину я никогда не видела. Ту женщину никто не видел. Пожалуйста, поверьте мне».

Слышу, как в унитаз бьет струя мочи. Эд тоже мочился так сильно, что слышно было даже через закрытую дверь, словно он просверливал в фаянсе дыру.