А Финн - Женщина в окне

Он ничего не говорит.

– Мне пытались доказать, что воображение сыграло со мной злую шутку и в вашем доме тишь да гладь. А оказалось, я была права. Еще меня уверяли, будто я сама нарисовала свой портрет, чего не было и быть не могло. Теперь мне необходимо знать, кто меня сфотографировал. Потому что… – слышу свой дрожащий голос, – меньше всего мне хочется, чтобы это сделала я сама.

Молчание.

– Не знаю, – говорит Итан. – Как он попал бы к вам?

На этот вопрос я ответить не сумею.

Мы вместе подходим к двери. Он тянется к дверной ручке, и я заключаю его в объятия, крепко прижимаю к себе.

– Пожалуйста, будь осторожен, – шепчу я.

Мы стоим так несколько мгновений, а в окна стучит дождь, и снаружи шумит ветер.

Печально улыбаясь, Итан отступает назад. После чего выходит за дверь.

Я раздвигаю шторы, смотрю, как он поднимается по ступеням крыльца, вставляет ключ в замок. Открывает дверь, а потом исчезает за ней.

Правильно ли я сделала, что отпустила его? Следовало ли сначала предупредить Литла? Надо ли было позвать ко мне домой Алистера и Джейн?

Слишком поздно.

Я вглядываюсь в дом по ту сторону сквера, в его пустые комнаты. Где-то в глубине этого дома Итан разговаривает с родителями. У меня те же ощущения, что я испытывала каждый день с Оливией: «Пожалуйста, будь осторожна».

Есть одна вещь, которую я уяснила за все время работы с детьми. Если можно свести эти годы к единственному откровению, то оно таково: дети необычайно гибкие. Они способны выдержать пренебрежение, вынести надругательство, выжить там, где взрослые терпят крах. Я всем сердцем болею за Итана. Ему понадобится эта гибкость. Он должен все выдержать.

Какая жестокая история… Вернувшись в гостиную, я вся дрожу. Выключаю лампу. Бедная женщина. Бедный ребенок.

И бедная Джейн. Про Алистера так не скажу, но Джейн заслуживает сочувствия.

По моей щеке катится слеза. Смахиваю ее пальцем, вытираю руку о халат.

У меня тяжелеют веки. Поднимаюсь в спальню – буду там с волнением ждать новостей.

Стою у окна, оглядываю дом на той стороне сквера. Никаких признаков жизни.

До крови обгрызаю ноготь на большом пальце.

Расхаживаю по комнате круг за кругом по ковру.

Бросаю взгляд на телефон. Прошло полчаса.

Мне нужно отвлечься. Нужно успокоить нервы. Посмотреть что-нибудь знакомое. Расслабляющее.

«Тень сомнения». Сценарий Торнтона Уайлдера, любимый фильм Хича среди собственных творений. Наивная молодая женщина узнает, что ее герой не тот, за кого себя выдает. «Просто мы существуем рядом, и ничего не происходит, – жалуется она. – Эта рутина просто ужасна. Мы едим, пьем, и больше ничего. У нас даже не бывает интересных разговоров». Пока не приезжает с визитом ее дядя Чарли.

Честно говоря, эта героиня уже давно лишилась моей симпатии.

Смотрю фильм на ноутбуке, обсасывая поврежденный большой палец. Через несколько минут является кот, запрыгивает ко мне в постель. Трогаю его лапку, он шипит.

Пока история на экране закручивается в тугой узел, что-то закручивается и во мне, какая-то непонятная тревога. Интересно, что сейчас происходит на той стороне сквера?

Мой телефон вибрирует, сползая ко мне по подушке. Хватаю его. Пришло сообщение.

«Идем в полицию» .

23:33. Забываюсь сном.

Почти сразу просыпаюсь, встаю с кровати и раздвигаю шторы. Дождь барабанит по окнам, как артиллерийский огонь, и они превращаются в водопады.

Сквозь мглу бури виден неосвещенный дом на той стороне сквера.

«Ты многого не знаешь, очень многого».

За моей спиной продолжается фильм.

«Ты живешь как во сне, – усмехается дядя Чарли. – Ты как слепой лунатик. Откуда тебе знать, каков этот мир? Знаешь, если вскрыть фасады домов, увидишь там кучу мерзавцев. Шевели мозгами. Набирайся опыта».

В полосах света, падающего из окна, спускаюсь в ванную. Нужна таблетка, которая поможет мне снова уснуть, – может быть, мелатонин. Сегодня он мне понадобится.

Глотаю таблетку. На экране падает чье-то тело, визжат тормоза поезда, накапливаются чьи-то долги.

– Угадай кто.

На этот раз не могу прогнать его, потому что я сплю, хотя знаю об этом. Сон очень четкий.

Все же пытаюсь.

– Оставь меня в покое, Эд.

– Перестань. Поговори со мной.

– Нет.

Я не вижу его, не вижу ничего. Постойте – видны какие-то очертания, его тень.

– Думаю, нам надо поговорить.

– Нет. Уходи.

Темнота. Тишина.

– Что-то идет не так.

– Нет.

Но он прав, – действительно, что-то идет не так. От беспокойства сводит кишки.

– Слушай, этот Алистер оказался тем еще уродом, да?

– Не хочу об этом говорить.

– Чуть не забыл. Ливви хочет тебя о чем-то спросить.

– Не хочу слушать.

– Всего один вопрос. – Блеск зубов, кривая ухмылка. – Простой вопрос.

– Нет.

– Давай, ягодка. Спроси мамочку.

– Я сказала…

Но она уже приближает губы к моему уху, говоря громким шепотом, каким обычно рассказывает свои секреты:

– Как там лапка у Панча?

Я просыпаюсь моментально, словно меня окунули в воду. Глаза у меня широко распахиваются. По потолку у меня над головой пробегает полоска света.

Я скатываюсь с кровати и бегу к шторам, задергиваю их. Комната погружается во мрак. Глядя в щелку, я вижу сквозь пелену дождя дом Расселов, подставляющий плечи разгневанному небу, которое прорезают зигзаги молний. Гремят глухие раскаты грома.

Возвращаюсь к кровати. Пока я укладываюсь, Панч тихонько мяукает.

«Как там лапка у Панча?»

Вот что меня беспокоило.

Когда Итан увидел кота, растянувшегося на спинке дивана, и протянул руку, Панч тут же соскользнул на пол и заполз под диван. Я щурюсь, представляя себе эту сценку с разных ракурсов. Нет, Итан не мог заметить, что кот хромает.

Или мог? Дотрагиваюсь до Панча, он начинает мурлыкать. На телефоне 01:10.

Мне в глаза бьет яркий свет от экрана. Мигаю, смотрю в потолок.

– Как он узнал о твоей лапке? – спрашиваю кота в темноте.

– Потому что я прихожу к вам по ночам, – говорит Итан.

Я шокирована. Сильно вздрагиваю и резко поворачиваю голову к двери.

Комната освещается белым сиянием молнии. Он стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку, голова в ореоле дождевых капель, на шее болтается шарф.

Я произношу, запинаясь:

– Я думала… ты ушел домой.

– Я ушел. – Голос тихий, но говорит Итан отчетливо. – Пожелал им спокойной ночи. Подождал, пока они лягут спать. – Его губы кривятся в легкой усмешке. – Потом вернулся сюда. Я часто сюда прихожу, – добавляет он.

– Что?

Я не понимаю, что происходит.

– Должен вам сказать, – говорит он, – я встречался со многими психологами, и вы первая, кто не распознал у меня расстройства личности. – Он поднимает брови. – Полагаю, вы не самая лучшая сердцеведка на свете.