Дуглас Кеннеди - Жар предательства

– Тебе ведь что-то известно, да? – стала допытываться я.

Она смотрела на меня, тараща глаза, словно я застигла ее за воровством. Несколько раз тряхнула головой. Я видела, что она вот-вот заплачет.

– Не волнуйся, все хорошо, – успокоила я ее.

И в этот момент, содрогнувшись всем телом, она полезла в карман джеллабы и вытащила стодолларовую купюру:

– Простите, простите. Я не должна была брать…

– Это мой муж тебе дал? – уточнила я.

Новый поток слез.

– Я сказала, что не хочу брать. Но он сунул деньги мне в руку. «Я столько зарабатываю за две недели», – объяснила я ему. А он просто пожал плечами и сказал, что это маленькая благодарность за то, чтобы я ему помогла…

Мира едва сдерживала рыдания.

– Ты не сделала ничего плохого.

– Сделала. Взяла у него деньги в обмен на то, чтобы вывести его из отеля в обход стойки портье.

– Он объяснил, зачем ему нужно выскользнуть незамеченным?

– Нет, конечно. Просто сказал, что ему нужно «исчезнуть бесследно» – так и сказал. Спросил, знаю ли я потайной ход из отеля, и дал эти деньги.

– А ты?

Мой вопрос поверг Миру в еще большее смятение.

– Мне не следовало ему помогать.

– Он сказал, что хочет сбежать?

– Он только спросил: «Ты можешь показать мне, как исчезнуть из гостиницы так, чтобы меня никто не видел? И можешь ли ты сохранить это в тайне и никому не говорить, что я ушел?»

– Тогда почему ты мне теперь это говоришь?

– Потому что вы ему не посторонняя. Вы – его жена. Он сделал что-то плохое, да?

– Ничего криминального. Просто сильно меня обидел.

– А я позволила ему сбежать.

– Он бежал от самого себя.

Молчание. Я видела, что эта мысль оседает в сознании Миры, приводя ее в еще большее замешательство.

– Мой муж сказал, куда он идет?

Мира покачала головой, потом добавила:

– Я настояла на том, чтобы перевязать ему голову перед тем, как он уйдет.

– Что он сделал с собой?

Показав на кровать и спросив разрешения присесть, Мира опустилась на краешек постели и со всей силы вцепилась в тонкий матрас, словно боялась утонуть.

– Перед тем как войти в ваш номер, я услышала шум. Создавалось впечатление, что он бросается на стену. Бьется об нее головой. Открыв дверь, я увидела, как он с разбегу врезался головой в стену. В комнате творилось настоящее безумие, будто в ней устроили погром. Когда он рухнул на пол, я кинулась к выходу, чтобы позвать на помощь, а он криком меня остановил. Потом извинился, что накричал на меня, попросил найти бинт и сделать ему перевязку, умоляя ничего не говорить ни Ахмеду, ни кому-либо еще. Я сбегала за бинтом и горячей водой. Когда вернулась, месье Пол сидел на кровати, весь бледный, вот-вот в обморок упадет. Я обработала рану, перевязала ему голову, а то крови уж очень много было. Сказала ему, что у него большая шишка на лбу – уже сине-черная – и что ему лучше бы показаться врачу, а то вдруг сотрясение мозга. Это ведь опасно, n'est-ce pas? [64] n'est-ce pas ? – не так ли? ( фр .)

– Да, опасно. Что было потом?

– Он спросил, можно ли выбраться из отеля в обход стойки регистрации?

– Он объяснил, зачем ему нужно уйти тайком?

– Нет.

– Наверно, не хотел, чтобы кто-то видел его с разбитой головой.

– Не знаю. Он казался очень… неуравновешенным. Я подумала, что ему не надо бы выходить на улицу после того, как он нанес себе увечье. Но он сказал, что ему нужно повидать друга.

– Он назвал имя этого друга?

– Это – человек, который управляет кафе. Он снова спросил, есть ли из отеля потайной выход. Я сказала, что мне не нужны неприятности, и тогда он дал мне это… – Мира вытащила смятую стодолларовую купюру. – Я оторопела, когда он дал мне так много. Сказала, что мне не нужны его деньги, что месье Пикар рассвирепеет, если узнает, что я помогла ему выбраться тайком… тем более что в номере такой беспорядок. Но он сказал, что вы расплатитесь с месье Пикаром, а сто долларов – это его благодарность за помощь и молчание. Но я не могу оставить себе эти деньги.

Она протянула мне измятую купюру, которая навела меня на мысль, что у Пола, должно быть, есть пачка американских долларов, которые он от меня утаил.

– Нет, нет, эти деньги твои. И я дам тебе еще триста дирхамов, если ты покажешь мне, как выбраться отсюда незамеченной.

– Но полиция… они рассердятся на меня… может быть, даже посадят в тюрьму, если узнают, что я вам помогла.

– Они ведь не узнали, что ты помогла Полу. И не узнают, что ты помогла мне. В любом случае, через час я снова буду здесь. Что он взял с собой?

– С собой? Ничего. Когда я перевязала ему голову, он встал и сказал, что вполне может ходить, дал мне денег. Я попросила его подождать в номере и, когда убедилась, что он никому не попадется на глаза, вернулась за ним.

– Где этот потайной ход? Я смогу вернуться по нему сама?

– Madame , прошу вас. Если станет известно, что я помогаю вам…

– Я всю вину возьму на себя. – Я достала из кармана деньги и сунула ей в руки.

– Вы с monsieur очень щедры.

Нет, мы поступаем как истые американцы: считаем, что за деньги можем выбраться из любых неприятностей. Мира смотрела на деньги. Я видела, что она колеблется.

– Вернусь через двадцать минут, – наконец произнесла она. – Ахмед отойдет на перерыв. Времени у нас будет мало: он отлучается всего на пятнадцать минут. Но если к моему возвращению вы будете готовы…

– Я буду готова.

Мира кивнула и ушла. Я налила себе стакан «марокканского виски», но сегодня вечером мятный чай не возымел должного успокоительного эффекта. Я быстро пересобрала рюкзак, уложив в него вещи, которые не желала оставлять в номере: свой ноутбук, паспорт и дневник, а также дневник Пола. Пересчитала оставшуюся наличку, которую хранила в кармане задней обложки своего дневника, – деньги, спрятанные на случай непредвиденных обстоятельств: почти 8000 дирхамов – около 900 долларов. Я очень надеялась, что, когда приду к Фуаду, выяснится, что Пол прячется в каком-нибудь потайном помещении кафе, которое не нашел инспектор. Уговорами и добрым отношением (на пару деньков утихомирив свою уязвленную гордость) я сумею убедить мужа вернуться вместе со мной в Штаты, а там передам его с рук на руки хорошему психотерапевту, который поможет ему пережить развод.

Я допила чай. Не поддаваясь искушению еще раз заглянуть в дневник Пола в поисках новой информации, я старалась держать под контролем свою обиду, боль и тревогу.

Тихий стук в дверь. Когда я отворила ее, Мира, прижав палец к губам, кивком велела мне следовать за ней. Я водрузила на плечи рюкзак. Мы обе оглядели коридор. Ни души. Ступая бесшумно, как кошки, мы прокрались до маленькой дверцы в конце коридора – мне пришлось снять рюкзак, чтобы протиснуться через нее, – и оказались на узкой лестнице с крошащимися ступеньками и сырыми стенами. Мы долго спускались вниз и добрались до какой-то подземной норы. Там была еще одна дверь. Когда Мира открыла ее, в нос мне ударил смрад нечистот – отвратительный, резкий. Мира достала из кармана передника свечу и одноразовую зажигалку. Поднеся огонь к фитилю, она прошептала: