Блейк Крауч - День закрытых дверей (сборник)

Мэтью снова приложился к фляге и сделал долгий, неторопливый глоток. В глазах его мерцали огоньки.

– Я жил в полумиле отсюда, – продолжил он. – Снимал сайдинг со своего старого дома, чтобы поддерживать огонь. Место было такое оживленное… На улицах всегда играли дети. Устраивали вечеринки целыми кварталами. Большая община.

– Работал на автомобильном?

– Девятнадцать лет на сборочном заводе «Дженерал моторс», собирал грузовики.

– Когда он закрылся?

– Шесть лет назад, когда корпорация перенесла производство в Корею. Все потеряли работу. Завод закрыли, а город просто умер. В Мичигане словно настали времена старого Запада. Через восемь месяцев банк отобрал у нас дом. Я не справился с ситуацией. Жена уехала, забрав моих мальчиков с собой.

– Мне жаль, – посочувствовала Вайолет.

– Когда я перестал быть членом общества, решил вернуться сюда.

– Почему?

– Трудно объяснить. Просто мне казалось, что я должен находиться здесь.

– И ты не думаешь обо всем, что потерял? Разве здесь все это не бросается в глаза?

– Конечно. Каждый день. Но и после полного банкротства жизнь продолжается.

– Что именно?

– Ты сам. Твое сознание. Знаешь, жизнь продолжается даже без надежды.

В костре стрельнуло.

– И на что похожа такая жизнь?

– А ты не такого ожидала?

– Нет!

– Ты кое-что поймешь, – сказал Мэтью.

– Что пойму?

– Что ты продолжаешься. Что можешь вынести такую боль, какой раньше не представляла. Мы для этого созданы. Похоже, это наше предназначение. Мы – сосуды, существующие для наполнения их болью.

– Звучит удручающе.

– Совсем нет, ведь это правда. И когда ты приходишь к согласию с ней, ты меняешься. Когда у тебя все отобрали, становится ясно, насколько много тебе оставлено. Способность справляться с бедствиями и нуждой. Ты обнаруживаешь, что в твоем распоряжении остались чудесные вещи. Такие, как погода, которую можно любить и ненавидеть. Или прощать.

Вайолет оперлась на колени и встала. Подошла к кладке дров и подбросила в огонь несколько кусков доски, выломанной, похоже, из стены дома. На улице с неба сыпался ледяной дождь, с сухим шорохом падавший на мостовую.

– В какую беду ты угодила? – спросил Мэтью.

– Год назад я потеряла мужа.

– Что с ним случилось?

– Его убили. С тех пор… вся моя жизнь… пошла наперекосяк.

– Ты много потеряла.

– Я потеряла все.

Мэтью с трудом поднялся и зашаркал к своей картонной коробке, в которой некогда хранился холодильник. Вытащил подушку и кинул через комнату.

– Спи возле огня, – сказал он. – Подбрасывай, если будет затухать.

– Мэтью, – позвала Ви.

– Что?

– Иди сюда.

Он подошел, пошатываясь.

Вайолет потянулась к нему и, накрыв микрофон ладонью, чтобы не слышал Лютер, спросила:

– Ты не замечал человека, который здесь ошивается?

– В этом здании?

– Шшш, – прошипела Ви. – Нет, я хотела сказать… как ты выразился… в бетонной пустоши. Во всем этом районе.

Мэтью хлебнул вина.

– Я же говорил тебе, заглядывают бандиты, которые мутят дела по наркоте, забивают стрелки… Встречаются такие, как я, они стараются жить спокойно и никого не тревожить. Конечно, ходят всякие слухи, но я никогда не обращал внимания…

– Какие слухи?

Он наморщил лоб, озадаченный ее внезапным интересом.

– Слухи про человека. Говорят, он доставляет сюда людей, чтобы истязать их. Это всего лишь городские…

– Кто говорит?

– Не знаю. Просто слыхал от людей, живущих здесь или по разным причинам заглядывающих в бетонную пустошь. Иногда мы кое-что слышим. Крики по ночам. Рассказы о людях, умерших здесь, или о странных типах, бродящих вокруг, но тут у нас всякого так или иначе можно признать странным. Все это приписывают некоему пугалу, поскольку, полагаю, мы любим создавать чудовищ, – но правда в том, что здесь жутковато и подчас опасно.

– Что еще говорят?

– Да всякую чушь из фильмов ужасов – он-де сверхъестественный, демон, он забирает душу…

– Ты в это веришь? – спросила Ви.

– Конечно нет. Опять же, это не значит, что я отправлюсь бродить вокруг старого завода «Дженерал моторс» в потемках или в любое другое время по этой причине, но люди просто хотят…

– А что такого особенного с этим заводом?

– Ничего. Просто большое пустое здание, и люди говорят, что он оттуда. Из развалин.

– У них есть для него имя?

– El hombre con el pelo negro largo .

– Это что, испанский?

– Да, латинские короли чеканили монеты с такими надписями.

– Что это значит?

– Человек с длинными черными волосами.

Ледяной озноб пробежал по спине Вайолет.

– Тебе здесь будет удобно? – поинтересовался Мэтью.

– Да.

– Слушай, на эту ночь добро пожаловать, но…

– Да, я понимаю. Ты очень любезен.

Подушка пахла гнилой капустой, поэтому Вайолет положила руку под голову и повернулась лицом к бочке, дышавшей теплом. Сквозь маленькие отверстия виднелись рдеющие угли, по темным стенам прыгали крошечные огненные зайчики.

Она закрыла глаза.

Холод подбирался ко всем частям тела, не считая лица, обращенного к бочке.

В микрофоне послышался голос:

– Вайолет? Ты спишь? Вайолет…

– Не сплю, – прошептала она.

– Хочу поговорить о ноже, Вайолет. И о Мэтью. Насчет того, чтобы убить его, пока спит.

– Нет.

– Нет?

– Я не могу, Лютер.

– Мэтью напоминает мне близкого умершего друга.

– Лютер, пожалуйста.

– Моего наставника. Человека по имени Орсон, который, прямо как Мэтью, удалился в глушь, чтобы обрести себя.

– Я не сумею, у меня не хватит духа.

– Что ж, это очень плохие новости для Энди и маленького Макса. Энди, ты слышишь?

– Вайолет? – донесся голос Энди.

– Энди…

– Лютер, пожалуйста, – попросил тот.

– Может, уже хватит меня уговаривать? Я втянул тебя в это не для того, чтобы ты просил меня не делать, что следует.

– Для чего же?

– Просто я подумал, что ты можешь дать совет Вайолет. Ты ведь бывал в такой ситуации раньше, правильно? Ты убил невиновного, чтобы спасти себя и других. Скажи нам, Энди, это тебя изменило?

– Пошел ты, Лютер.

– Скажи нам, Энди, это тебя изменило?

– Отвяжись.

Микрофон Вайолет наполнился криком ребенка.

– Энди, прекрати! – прошептала она.

– Да, Лютер, это изменило меня.

– В лучшую сторону?

– Едва ли.

– Ты все еще думаешь о нем?

– Иногда.

– И это причиняет тебе боль?

– Это наихудшие мгновения моей жизни.

– Потому что ты слаб, Энди. Никогда не понимал, что Орсон в тебе нашел. Тебе следовало выйти из этого испытания, став сильнее. Тверже. Став безупречным человеческим существом.

– Так вот кем ты себя считаешь, Лютер? Безупречным человеческим существом?

– Вайолет, – обратился Кайт к женщине, тихо плакавшей в рукав костюма, – не пойми меня неправильно. Я тебя не принуждаю. Мы сейчас собираемся оставить тебя, поэтому используй момент. Прошу, верь мне, когда я говорю, что это может оказаться настоящей революцией. Изменится вся жизнь. Если ты позволишь этому случиться. Если ты достаточно сильна.