Жереми Фель - Волки у дверей

Снаружи послышался треск, как будто хлопнула автомобильная дверца. Лоретта подошла к окну в надежде, что сынок, несмотря ни на что, все же решил вернуться. Но никакой машины перед домом она не разглядела, не считая своей и тачки Джорджа, стоявших у крыльца. Может, просто хлопнула на ветру плохо закрытая дверь зернохранилища. Лоретту охватило разочарование. Хотя за последнее время она успела привыкнуть к этому, у нее, однако же, на душе всегда кошки скребли, если Дэрила где-то носило среди ночи.

Она прислонилась рукой к стеклу и обвела взглядом поля, озаренные сиянием полной луны, отчего создавалось впечатление, будто над ними клубится туман, покрывая землю, один лишь вид которой был до того невыносим, что вызывал у нее удушье. В этом злосчастном месте все-все казалось таким далеким. Ближайшее жилье, дом Симмонсов, находилось в десятке километров отсюда. Элен Симмонс страдала болезнью Альцгеймера, и когда она, Лоретта, навещала ее последний раз, та ее даже не признала.

С пачкой «Лаки Страйк» в руке Лоретта бесшумно вышла из спальни. Но спускаться в гостиную не стала – направилась в кабинет Джорджа, располагавшийся чуть дальше, через две двери, и, погрузившись в глубокое кожаное кресло, закурила сигарету. Она знала наперед – снова заснуть ей вряд ли удастся. А немного отдохнуть не помешает. По крайней мере, здесь не слышно, как храпит Джордж.

Не сводя глаз с вьющихся струек дыма, тут же растворявшихся во мраке, она подумала, что с ее стороны было смело попросить сестру пригласить вместе с нею и Мэдди. Она знала – они обе сохранили добрые отношения, хотя Эдна всегда старалась избегать эту неприятную тему, боясь задеть ее за живое. Мэдди ушла из дома семь лет назад, не объяснив свой поступок ни на словах, ни в письме. Лоретта тогда узнала от матери ее дружка, что они вдвоем поселились на квартире где-то в центре Мемфиса. С той поры Лоретта даже не пыталась связаться с ней – предпочитала, чтобы Мэдди первая сделала шаг ей навстречу, когда поймет, что к этому готова. Но Мэдди все не давала о себе знать, и Лоретте пришлось смириться: она понимала, что сама виновата в том, что за эти годы между ними разверзлась пропасть, ведь это она мешала дочери определиться в жизни. Но она забеременела в таком юном возрасте… В день родов, насмерть перепуганная и уставшая до чертиков, она заставила себя взять ее на руки и улыбаться своим родителям, несмотря на отвращение, которое к ней питала. Спустя несколько дней, вернувшись домой, Лоретта понадеялась – вот малютка подрастет, и тогда все образуется, но привязаться к дочери у нее не получилось. Как будто чаша разбилась – когда-то давно, а склеить ее со временем оказалось невозможно. Мэдди росла под ее крышей, но за все эти годы им так и не удалось по-настоящему наладить отношения, какие обычно складываются между матерью и дочерью… так что, когда Мэдди ушла из дома – в начале лета 1972-го, Лоретта вздохнула с облегчением, словно у нее с плеч свалился тяжкий груз.

Семь лет назад …

Оглядываясь в прошлое, Лоретта часто думала: что же такого нужно сделать, чтобы их отношения наладились, – хотя при всем том она прекрасно понимала, что никогда не сможет полюбить дочь по-настоящему, не сумеет дать ей ту любовь, какой она с самого начала и самым же естественным образом окружала Дэрила.

В конце концов, иные вещи от тебя не зависят.

Мэдди работала на второстепенном местном телеканале, вышла замуж и родила дочурку Джози, которой уже исполнилось три годика. Мэдди, верно, уже стала женщиной, совсем не похожей на серенькую ершистую мышку, какой ее воспитали. По крайней мере, Лоретте хотелось бы так думать, особенно после того, что она узнала о ней от своей сестры.

Может, стоит забыть про гордость и предложить ей встретиться в Сент-Луисе, на нейтральной почве, – воспользоваться, так сказать, удобным случаем и наконец-то познакомиться со своей внучкой: ведь пока что она видела ее только на редких фотографиях…

Лоретта открыла окно, чтобы выветрился табачный запах. Но едва успела глянуть на луну, как уловила краем глаза резкое движение – и вздрогнула, словно кто-то снаружи вдруг метнулся к дальнему концу дома.

Перегнувшись через подоконник, она пригляделась к углу стены, чувствуя, как у нее колотится сердце – часто-часто. Но тьма стояла кромешная – не видно было ни зги. Она отступила на середину комнаты и подумала о соседях: с начала весны многих из них ограбили. Подручные шерифа так никого и не нашли, а Джордж однажды заявил, что это, как пить дать, дело рук шайки цыган, обретавшихся на берегах Ист-Лейк. С той поры как они обосновались в тех краях, число краж и прочей уголовщины возросло настолько, что он вместе с другими местными надавил на власти, чтобы те как можно скорее спровадили их прочь, – но тщетно.

Может, пойти и позвать мужа – пусть обойдет окрестности? Но если она обозналась, ей это с рук не сойдет, как обычно: Джордж, с его-то крутым нравом, никому не давал спуску, ежели кто будил его среди ночи, да еще в будни, когда он каждое утро вставал в шесть часов.

И все же надо бы разузнать, что там к чему, иначе она ночью больше не сомкнет глаз. Ружье Джорджа было внизу, как и телефон. Лоретта дошла до лестницы и прислушалась – но ничего не расслышала, кроме тиканья часов в столовой.

Спустившись на первый этаж, она проверила входную дверь – закрыта, потом прошла в другой конец дома и с легкой дрожью обнаружила, что дверь в кухню открыта. Она включила наружный свет, отважилась выглянуть во двор – но ничего такого не заметила, за исключением стареньких качелей и кромки пшеничного поля чуть поодаль, метрах в двадцати.

Соседские дома ограбили, когда хозяева были в отлучке. Так с какой стати кому-то придет в голову соваться в дом, где хозяева на месте, – дело-то рисковое?

Ерунда.

И все же она точно знала – ей ничего не померещилось.

А может, злоумышленник и не думал ничего красть – может, его привело сюда что-то еще?

Неужели это тот самый парень, с которым она столкнулась пару дней назад в Эмпории? Ей тогда показалось, что он точно был из тех самых цыган, о которых рассказывал Джордж. На вид лет двадцать, загорелый, чернявый такой, – он смерил ее грубым взглядом в тот самый миг, когда она проходила мимо него по Торговой улице с покупками в обеих руках. Она прибавила шагу, направившись прямиком к машине, а он шел за нею с бутылкой пива в руке и все посвистывал, а после прислонился к витрине прачечной и, пока она загружала сумки в багажник, все пялился на нее, выпятив мускулистую, в татуировках грудь, – все разглядывал ее с ног до головы с ухмылкой на губах. Чувствуя себя не в своей тарелке все больше и больше, Лоретта села за руль, тронулась с места – и возвратилась домой, забыв половину того, что собиралась сделать в городе.