Дэвид Балдаччи - Чистая правда

Когда служащий морга взялся за простыню, Джон вцепился одной рукой в край каталки. Простыня поднялась вверх, открыв голову и верхнюю часть тела, Джон зажмурился и мысленно произнес молитву. Потом сделал глубокий вдох, посмотрел вниз и вдруг понял, что кивает.

Он попытался отвернуться — и не смог. Даже чужой человек, взглянув на выпуклый лоб, глаза и рот и форму подбородка, пришел бы к выводу, что эти двое — близкие родственники.

— Это мой брат.

Простыня вернулась на место, и служащий дал Джону подписать карточку опознания.

— Кроме предметов, которые забрала полиция, мы отдадим вам личные вещи. — Служащий взглянул на каталку. — У нас выдалась трудная неделя, скопилось много тел, но результаты вскрытия будут довольно скоро. Тут все выглядит совсем просто.

Джон почувствовал, как его охватывает ярость, которая, впрочем, сразу отступила. Этому человеку не платили за то, чтобы он вел себя тактично.

— Пулю, которая его убила, нашли?

— Только вскрытие может установить причину смерти.

— Хватит этого дерьма, — взорвался Джон, и санитар удивленно на него посмотрел. — Я видел выходное отверстие с левой стороны головы. Пулю нашли?

— Нет. По крайней мере, пока.

— Мне сказали, что это было ограбление, — продолжал Джон, и санитар кивнул. — Его обнаружили в машине?

— Да. Бумажник пропал. Нам пришлось выяснять личность по номерам машины.

— Если это ограбление, почему они не забрали машину? Сейчас угон стал очень популярным бизнесом. Заставить жертву назвать пин-код карточки, убить, забрать машину, отправиться в банк, снять деньги, бросить машину и перейти к следующей жертве. Почему здесь не так?

— Я ничего про эти вещи не знаю.

— Кто ведет дело?

— Преступление произошло в округе Колумбия. Скорее всего, их отдел убийств.

— Мой брат был федеральным служащим и работал в Верховном суде США. Возможно, делом заинтересуется ФБР.

— И снова я ничего не знаю.

— Мне нужно имя детектива из отдела убийств округа Колумбия.

Санитар ничего не ответил, только принялся делать какие-то записи — возможно, надеялся, что если будет вести себя тихо, Фиске просто уйдет.

— Мне действительно нужно имя. Пожалуйста, — сказал Джон и сделал шаг к санитару.

Тот тяжело вздохнул, достал из папки визитку и протянул ему.

— Бьюфорд Чандлер. Он все равно захочет с вами поговорить. Он хороший человек и, вероятно, поймает того, кто это сделал.

Фиске взглянул на визитку, убрал ее в карман пальто и спокойно посмотрел на санитара.

— Мы обязательно поймаем того, кто убил моего брата, — необычный тон, которым были произнесены слова, заставил санитара поднять голову. — А сейчас я хотел бы немного побыть с ним наедине.

Служащий морга взглянул на каталку.

— Конечно. Я подожду снаружи. Позовите меня, когда закончите.

После того как он ушел, Джон поставил стул около каталки и сел. С тех пор как узнал о смерти брата, он не пролил ни одной слезы — говорил себе, это потому, что еще не проведено опознание; однако сейчас, когда Джон уже точно знал, что его брат мертв, слез все равно не было. По дороге сюда он вдруг обнаружил, что считает машины с номерами из других штатов — их любимая с Майклом игра в детстве, игра, в которую брат обычно побеждал…

Джон приподнял край простыни и взял руку Майкла. Она была холодной, но пальцы — сильными, и он мягко их сжал. Потом посмотрел на бетонный пол и закрыл глаза. Когда он открыл их через несколько минут, на полу блестели только две слезинки. Джон быстро поднял голову, и из его груди вырвался поток воздуха, какой-то неестественно сильный, как ему самому показалось; он вдруг почувствовал себя недостойным находиться в этом месте.

Когда Фиске был копом, он множество раз сидел с несчастными родителями, чьи дети, перебрав спиртного, въезжали на машине в дерево или телефонный столб. Он утешал их, сочувствовал, даже обнимал и искренне верил, что сумел приблизиться, даже прикоснуться к глубинам их отчаяния. Нередко Джон спрашивал себя, как он сам примет известие о смерти кого-то из своих близких. И теперь точно знал, что представить такое невозможно.

Фиске заставил себя подумать о родителях. Как он скажет отцу, что его золотой мальчик умер? А матери?.. Впрочем, на этот вопрос имелся простой ответ: он не должен ей говорить.

Воспитанный в католической вере, Джон не был религиозным и потому заговорил с братом вместо Бога. Он прижал руку Майкла к груди и рассказал ему о вещах, о которых жалел, о том, как сильно он его любит, как хочет, чтобы он был жив, на случай если душа Майкла еще рядом и ждет этого последнего общения, тихого признания вины и раскаяния старшего брата. Потом Джон замолчал и снова закрыл глаза. Он слышал каждый глухой удар своего сердца, и эти звуки почему-то казались мелкими рядом с неподвижным телом Майкла, которое лежало на каталке.

Санитар засунул в дверь голову.

— Мистер Фиске, нам нужно забрать тело вашего брата. Вы уже полчаса тут сидите.

Джон встал и молча прошел мимо санитара. Тело его брата должно было отправиться в жуткое место, где чужие люди станут копаться в его останках в поисках улик, чтобы найти того, кто его убил. Когда каталку вывезли из комнаты, Джон шагнул на солнечный свет, оставив младшего брата за дверями морга.

— Ты уверен, что все подчистил?

Рэйфилд кивнул телефону.

— Все данные о его пребывании здесь уничтожены. И я перевел всех, кто его видел, в другие места. Даже если кто-то выяснит, что он сюда приезжал, тут никого не осталось, чтобы отвечать на вопросы.

— И никто не видел, как вы избавились от тела?

— Вик вернулся назад на его машине, я ехал следом. Мы выбрали хорошее место. Полиция решит, что это ограбление. Нас никто не видел. А если даже и видел, там не такой район, где люди охотно сотрудничают с законом.

— В машине ничего не осталось?

— Мы забрали бумажник, чтобы версия ограбления выглядела убедительнее. И портфель. И карту. Больше там ничего не было. Естественно, мы снова залили охлаждающую жидкость.

— А что Хармс?

— Он в больнице. Похоже, выкарабкается.

— Проклятье… Вот что значит не везет.

— Не волнуйтесь. Когда он сюда вернется, мы с ним разберемся. Слабое сердце и все такое… никто не знает, что может произойти.

— Не тяните. Вы не можете разобраться с ним в больнице?

— Слишком опасно, там полно народу.

— Его хорошо охраняют?

— Он прикован цепями к кровати, а у двери в палату двадцать четыре часа стоит охрана. Его выписывают завтра утром. К вечеру он будет мертв. Вик уже занимается деталями.

— И ты уверен, что там нет никого, кто мог бы ему помочь?

Рэйфилд рассмеялся.

— Никто, черт побери, даже не знает, что он там. У него никого нет. Никогда не было и не будет.